Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 39
– Ну, если вы не можете, тогда забудьте об этом! – На какую-то минуту он вспомнил, каким был до путешествия. – Наверное, это очень глупо – пытаться оживить кого-то в словах. Вспомним тех же инков!
«Да, – подумал Луи, – их кипу было единственной настоящей литературой – крепкий сплав фактов и цифр. Наверное, они намеренно не стали изобретать алфавит. Может быть, они боялись, что письмо заменит память».
«Мы могли бы догадаться, что она умрет… Она сидела на лошади с какой-то странной обреченностью. Ее глаза…»
«Это ужасная ерунда, – подумал Роберт. – Черт бы тебя побрал, Жозиан, что ты значила для меня? Я уже с трудом вспоминаю, какой у тебя был нос – длинный или короткий, – и приходится потратить несколько секунд, чтобы восстановить в памяти тембр твоего голоса. Я пишу так, как будто был в тебя влюблен. (Он перевернул лист.) Но я всего лишь оплакиваю то, что так и не произошло. Обычная ностальгия по воображаемому. Я помню только молодую женщину, фотографирующую лилии».
Вчера он зашел к ней в палатку, чтобы предложить свою помощь, и увидел ее фотогеничный профиль, вырисовывающийся на подушке, ее лицо было удивительно похоже на лица ее мертвых пациентов, о которых она как-то говорила. Она умирала или уже умерла? Роберт не знал этого. Она не двигалась. Что он чувствовал? Сначала что-то вроде холодной жалости. Потом подумал: «Как странно она выглядит. Как потемнели ее похожие на нити вены на закрытых веках». И в эту минуту откуда-то из глубины его разума к нему пришла мысль: «Я могу потом использовать это».
«Да, – подумал он, – вот чем она была для меня: веками с потемневшими венами».
Украдкой, стараясь избежать встречи с погонщиками, которые привязывали тело к лошади, Роберт с Камиллой пошли по заросшей тропе к руинам. Они оба не хотели проходить мимо траурного кортежа, готового к отправке к далекому полицейскому участку в Киллабамбе, слышать крики погонщиков или звуки, доносящиеся из поломанного транзистора. Они дошли до того места, где дорога инков когда-то спускалась к городу – камни, которыми она была вымощена, давно скрыла земля.
Роберт не смог сдержать иронии:
– Итак, Луи просит меня написать о ней.
– Он просто надеется, что ты сделаешь то, что она хотела.
Роберт посмотрел себе под ноги. Из земли торчали причудливо изогнутые корни деревьев.
– Да, но я не могу. Не могу этого сделать.
– Даже если ты не уверен, что закончишь эту книгу, – осторожно сказала она, – ты можешь написать отрывок, в котором опишешь Жозиан, а потом послать его Луи.
Роберт сказал:
– Я не могу справедливо описать ее. – Он остановился в тени прохода и повернул свое лицо к Камилле, но посмотрел поверх ее плеча. – Лучше умолкнуть.
Он не мог описать это путешествие или пробудить дух инков. Как она не может его понять? У него просто не было таланта – он только думал, что у него он есть. Он начал говорить хриплым голосом, как будто причинявшим ему муки:
– Я всегда думал, что работаю наемным журналистишкой просто из необходимости. Но на самом деле я такой и есть! – Его резкий смех был похож на кашель. – Разумеется, я считал, что во мне скрыта какая-то удивительная сила. Я полагал: надо просто дать шанс этой силе выплеснуться наружу.
Но вот он разрушил плотину, ожидая наводнения, а вместо него вылилась всего лишь тонкая струйка песка.
Он добавил:
– Как я могу писать о Жозиан? Я и сам не знаю, как к ней относился. Я даже не знаю, чего ждет от меня Луи.
– Он ждет от тебя всего лишь один абзац! Неужели ты даже этого не можешь сделать? – Ее вдруг охватил гнев. Это случалось так редко, что она тут же пришла в себя и заговорила спокойнее: – Ты слишком многого пытаешься добиться, Роберт, в этом все дело. Ну почему ты должен чувствовать нечто особенное, нечто важное? – Она стояла, небрежно засунув руки в карманы куртки, но ее глаза сверкали. – Просто сделай что-нибудь обычное!
Ей было больно разрывать его на части, втаптывать в твердую землю. Ему всегда казалось, что все вокруг гораздо серьезнее, чем это было на самом деле.
И он считал, что в людях заложено намного больше, чем есть на самом деле (она сама не раз страдала от этой его идеи). Он не хотел принимать, что часто жизнь сама по себе очень мала и незначительна или что смерть может быть бессмысленной.
Его голос слегка дрогнул:
– Я не смог ее понять.
– Очень может быть, что в ней и не было ничего такого, что обязательно нужно было понимать.
Он подумал, не ревнует ли Камилла, но решил, что нет: она просто пытается ему что-то сказать.
Она сказала более спокойно:
– Ты пытаешься придать Жозиан больше значения только потому, что она мертва. Если ты чего-то не понимаешь, ты пытаешься возвести это в ранг тайны.
Но она постепенно успокаивалась, и в ее голосе стало звучать нечто, похожее на любовь. Она знала, как он боится исчезновений, боится с тех пор, как умерли его родители. Смерть всегда означала только одно – уход.
Он не нашел что ей ответить, и они быстрее пошли по извивающейся тропе. Джунгли были все пронизаны солнечными лучами, под ногами вдруг обозначились неровные ступени.
Спустя некоторое время Роберт сказал:
– Когда я видел Жозиан в последний раз, она была без сознания. Я не знал, что делать, и просто посидел рядом с ней. Заметив розовато-лиловые вены, проступившие на ее веках, я попытался запомнить это, на случай если потом мне понадобится… – Роберт быстро посмотрел на жену. – Ты бы никогда так не сделала.
Нет, подумал он, Камилла была совсем другим человеком. Он считал, что она принадлежит к более ранней и гораздо более правильной форме жизни, а он, Роберт, по сравнению с ней был просто мутантом. Ее здравый взгляд на жизнь казался ему даже немного таинственным. Ему пришлось бы потратить всю жизнь, чтобы прийти в такое состояние, в котором она родилась.
– Ну, я же не писатель, – сказала она. – У меня плохое воображение.
– Но ты хорошо ощущаешь, что правильно, а что нет. Ты ощущаешь все правильно. – За это он ее и любил.
– Не всегда, – сказала она.
– Кажется, ты презирала Жозиан, но когда ты в последний раз вернулась от нее, ты выглядела несчастной.
– Мне стало ее жалко. Она не смогла добиться в жизни того, чего хотела, – Камилла вспомнила, что Жозиан сказала о мужчинах. – И ей было очень больно.
Нет, подумала она, я не ощущаю, что хорошо, а что плохо. Я чувствовала, как в Жозиан умирает женщина, спрятанная во мне, как будто она забирает с собой часть меня самой. Даже мою способность любить.
Она не могла сказать этого Роберту – по крайней мере, сейчас не могла, – но так и не прожитая до конца жизнь Жозиан разбудила в ее жизни какое-то эхо – ускользающий, искаженный звук, который она еще не успела впитать в себя.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 39
