По прибытии в полицейский участок Уимзи с инспектором обнаружили, что суперинтендант беседует с ворчливым стариком в рыбацком свитере и сапогах. Вид у того был страшно недовольный.
— Что, нельзя уже взять собственную лодку и выйти на ней когда хочешь и куда хочешь? Море ведь для всех, нет разве?
— Конечно, конечно, Поллок. Но если вы не делали ничего плохого, зачем так запираться? Вы же не отрицаете, что были там в это время? Фредди Бейнс клянется, что вас видел.
— Бейнсы эти ваши — оторви и брось, — проворчал мистер Поллок. — Шныряют повсюду, пялятся, носы суют куда их не просят. Ихнее какое дело, где я был?
— Все-таки вы это признаете. В котором часу вы дошли до Утюга?
— Фредди Бейнса спросите. Он, итить, небось все знает.
— Оставим. Во сколько, вы говорите, это было?
— А не ваше дело. Тут пылиция, там пылиция — в этой чертовой стране свободы не добьесся. Есть у меня право или нет у меня права идти куда хочу? А ну отвечайте!
— Послушайте, Поллок. Все, что нам нужно, — это кое-что узнать. Если вам нечего скрывать, почему не отвечаете на простой вопрос?
— И что за вопрос? Ходил я в четверг к Утюгу или нет? Ходил. И что?
— Вы шли от вашего дома, да?
— А если и так — что, нельзя?
— Можно, можно. Во сколько вы вышли в море?
— Около часу. Может, раньше, а может, и позже. Еде-то между приливом и отливом.
— А до Утюга дошли к двум.
— Что, и это нельзя?
— Вы видели кого-нибудь на берегу в это время?
— Ну.
— Что, видели?
— Ну. Что у меня, глаз нету?
— Есть. Возможно, у вас также найдутся вежливые слова. Где вы его видели?
— На берегу, где Утюх, около двух.
— Вы разглядели, кто это был?
— Не разглядел. Так что не пойду в этот ваш треклятый суд и не буду присягать, будто разглядел все чирьи на роже, а вы, мистер суперинтендант, можете зарубить это на своем наглом носу.
— А что вы видели?
— Идиётку какую-то. Скакала по берегу, как полоумная. То побежит, то встанет, то песок ковыряет, то опять бегом пустится. Вот я что видал.
— Расскажу это мисс Вэйн, — сказал Уимзи инспектору. — Это потрафит ее чувству юмора.
— Так вы видели женщину, да? А что она после этого делала, видели?
— Прибежала к Утюгу и давай там валять дурака.
— На Утюге еще кто-то был?
— Какой-то парень там лежал. По крайности, похоже было на то.
— А потом что?
— Она давай вопить и махать руками.
— Ну?
— Что ну? Я не обратил внимания. Никогда не обращаю внимания на баб.
— Теперь скажите, Поллок, вы видели кого-нибудь еще на берегу в то утро?
— Ни единой души.
— Вы всегда шли в виду берега?
— Да.
— И не видели никого, кроме этой женщины и лежащего мужчины?
— Я разве не сказал? Не видал никого.
— А этот мужчина на Утюге? Когда вы его впервые увидели, он лежал?
— Ага, лежал.
— А когда вы его заметили?
— Как он стал заметен, так я его сразу и заметил.
— Когда это было?
— Будто я все по минутам помню. Может, без четверти два, может, без десяти. Я записей для пылиции не вел. Своим делом занимался, и другим неплохо бы так поступать.
— Каким делом?
— Шел на чертовой лодке. Вот каким делом!
— Как бы то ни было, вы увидели мужчину раньше, чем женщину, и тогда он лежал на скале. Как вы считаете, он был мертв, когда вы его впервые увидели?
— Откуда мне знать, мертвый или не мертвый? Он мне ручкой не махал. А если б махал, я б этого не увидал, поняли? Слишком далеко в море был.
— Но вы сказали, что все время были в виду берега.
— И был. Но берег большой. Его из виду особо не потеряешь. Но это не значит, что я мог видеть на нем каждого дурака, делающего ручкой.
— Ясно. Вы были прямо за Жерновами, так?
— Какая разница, где я был? Я там не раздумывал ни о трупах, ни о бабах с ихними кавалерами. Мне там было чем заняться, вместо чтоб сидеть и пялиться на купальщиков.
— Чем же?
— Это мое дело.
— То есть ваше дело, каким бы оно ни было, требовало вашего присутствия в море за Жерновами?
Поллок упрямо молчал.
— С вами на лодке кто-то был?
— Нет, не был.
— А что тогда делал в это время ваш внук?
— А, он-то? Да со мной был. Я думал, вы спрашиваете про кого другого, кого там быть не должно было.
— Что вы имеете в виду?
— Только то, что в пылиции одни дураки служат, а больше ничего.
— Где ваш внук?
— В Корке. В прошлую субботу уехал, н-да.
— В Корке, значит. Сбывает контрабанду в Ирландию?
Мистер Поллок обильно сплюнул.
— Нет конечно. Поехал по делу. Моему делу!
— Очень уж загадочное это ваше дело, Поллок. Вы бы поостереглись. Когда ваш внук вернется, нам нужно будет с ним побеседовать. Так вы говорите, молодая леди увидела вас, когда вы подошли к берегу, а потом вы опять ушли в море.
— А что?
— Зачем вы заходили в бухту?
— Это мое дело, так?
Суперинтендант сдался.
— Вы можете по крайней мере сказать, видели ли кого-нибудь, идущего вдоль берега между вашим домом и Утюгом?
— Могу. Никого не видал. До без четверти два — точно. А после — не могу поклясться ни что видел, ни что не видел, потому что занимался своим делом, говорю же.
— Вы не видели поблизости другой лодки?
— Нет.
— Очень хорошо. Если ваша память в ближайшие дни прояснится, лучше дайте нам об этом знать.
Мистер Поллок пробормотал что-то нелестное и удалился.
— Его не назовешь милым старичком, — заметил Уимзи.
— Старый прохвост, — сказал суперинтендант Глейшер. — И хуже всего то, что ни единому его слову нельзя верить. Хотел бы я знать, чем он там по правде занимался.
— Может быть, убивал Поля Алексиса? — предположил инспектор.
— Или за мзду доставлял убийцу к месту преступления, — добавил Уимзи. — Это более вероятно. Какой у него мог быть мотив для убийства Алексиса?
