Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 96
Помещение было тесным, но живописным, с потолка свисала украшенная цепями решетка, в углу стоял фрагмент каменного изваяния какого-то божества — отсюда, судя по всему, и название клуба, «Лапидарий»[66]. Несомненно, это были подземелья старого знатного дома. Людей оказалось полным-полно, но не так, чтоб не протиснуться к бару. Разглядывая присутствующих, Шацкий взял пиво для себя и Клары. Народ произвел на него самое неожиданное впечатление: никаких тебе парней с ирокезами в переливающихся разноцветных рубахах, никаких тинейджеров типа «груди на блюде» со светящимся от помады ртом, никаких белых стрингов, отливающих в ультрафиолете стробоскопа трупным глянцем. Впрочем, стробоскопа и ультрафиолета тоже не оказалось. Мало того, даже возрастная группа Шацкого была представлена довольно широко, несколько пар с залысинами и непрокрашенными корнями волос вполне могли иметь детей в возрасте самых юных участников сегодняшней вечеринки.
Он наблюдал за Кларой, которая подошла к группке знакомых. Всем было столько же лет, что и ей, — двадцать шесть-двадцать семь. Кто-то рассказал анекдот, остальные прыснули со смеху. Выглядели симпатично: парень из разряда системных администраторов в круглых очочках и с жиденькими русыми волосиками, две девицы в джинсах, одна плоская, как доска, и широкая в бедрах, другая грудастая и худощавая. Ну и Клара. В джинсах, бордовой блузочке с треугольным вырезом, с волосами, собранными в конский хвост. Юная, очаровательная, не исключено, что самая красивая в зале. Отчего он держал ее за глупую фифу с акриловыми ногтями? Только потому, что было в ней больше женственности, чем у его помятой бывшей, с которой он провел последние пятнадцать лет? Или теперь каждое проявление женственности, каждая туфля на каблучке и накрашенный ноготь должны казаться вульгарными? Неужто после периода кошмарных икеевских шлепанцев за четыре девяносто девять, валявшихся под кроватью с тех пор, как в Польше появилась «Икеа», у него так перепахана психика?
Он подошел к ее компании. Во время представления друг другу они смотрели на него с доброжелательным интересом. Клара, странное дело, казалось, была горда, что среди них оказался такой старикан.
— О Боже, настоящий прокурор, значит, теперь и травки не покуришь, — пошутила плоскобедрая Юстина.
Лицо Шацкого превратилось в каменную маску.
— Курить травку нельзя, ибо иметь ее запрещено. Закон о борьбе с наркоманией, статья шестьдесят вторая, часть первая: хранение одурманивающих и психотропных веществ наказывается лишением свободы на срок до трех лет.
Компашка замолкла и растерянно взглянула на Шацкого, тот сделал большой глоток пива. Писи сиротки Хаси, так часто бывает, когда наливают из крана.
— Не расстраивайся, у меня есть пара хороших адвокатов, чем черт не шутит, может, вторую половину отсидишь в одиночной камере.
Все рассмеялись, после чего завязалась неторопливая беседа. Клара стала рассказывать о подготовке к защите кандидатской — он был потрясен, ему и в голову не приходило, что она могла закончить какой бы то ни было институт, — но тут ее на полуслове прервало мощное вступление суппорта[67]. У Шацкого чуть стакан не выскользнул из рук, и это ошеломление не отпускало его уже до конца дискотеки — наилучшей из всех, на каких он бывал за много-много последних лет. Оказалось, что в той глухомани слушали и играли офигенную музыку. Суппорт вступил отличным панк-роком, потом перешел на мелодичную стилистику Iron Maiden[68], следующие две группы — из того, что он понял, корнями уходили в Corruption[69]и, как оказалось, были из Сандомежа — тоже играли чистый рок, без всяких там повторов, рэповых вставочек и стенаний типа о, yeah, baby.
Казалось, с каждой композицией людей становилось все больше, орали они все громче, а скакали все выше, под сводом сгущалось облако эндорфинов, пот оседал на металлической решетке, и было в этом что-то от племенных танцев, которые напомнили ему старые варшавские клубы, куда он ходил лет сто назад на концерты «Культа». Первая группа, музыкально гораздо интереснее, местами смахивала на Soundgarden[70], местами — на Megadeth[71], но более плоская и без их неожиданностей. Шацкому больше пришлась по вкусу вторая, от нее исходила динамическая, свежая энергия в стиле Load/Reload американской группы Metallika. Пели они по-польски, у них были замечательные тексты, все в миллион раз интересней и в триллион раз аутентичней, чем у звезд на радио «Зет», прошедших не через одну пластическую операцию.
А где-то там наверху продолжалась нормальная жизнь. Дорожная полиция на мосту проверяла выезжающие из города машины, патрули с погашенными мигалками прочесывали боковые улочки, высматривая маленькую фигурку с рыжей шевелюрой. Стоя в темной кухне, Ежи Шиллер посматривал на доглядывающих за ним мужчинами в темно-синем «опеле-вектра», запаркованном возле его калитки. На нем была та же рубашка с закатанными рукавами. Спать ему не хотелось. Леон Вильчур смотрел третью серию «Инопланетянина» и не курил — инспектор никогда не курил у себя дома. Барбара Соберай в очередной раз завела с мужем разговор старых супругов, и хоть касался он волнующего вопроса — усыновления, — все равно от него за версту несло рутиной и убеждением, что, как обычно, ни к чему-то этот разговор не приведет. Судья Марыся Татарская глотала «Таинственный сад»[72]в оригинале, внушая себе, что шлифует язык, а на самом деле хотела еще раз перечитать роман и растрогаться до слез. Мария «Мися» Мищик уминала колбасу — ее уже воротило от своих, ставших опознавательным знаком, пирогов и тортов — и смотрела по «Польсат-Ньюз» на фотографию Будника, сделанную полицией во время последнего допроса. Какой же должна быть работа политика, думала Мищик, если Будник выглядит так плачевно — от него осталась половина. Да еще этот пластырь. Супруги Ройские преспокойно посапывали в объятиях морфея, не отдавая себе отчета в том, как немного есть на свете пар, которые спустя сорок лет после свадьбы все еще спят под одним одеялом. В двухстах двадцати километрах оттуда, в варшавском районе Грохув, Марцин Лудень, как и миллионы других четырнадцатилетних, исступленно занимался рукоблудием, думая обо всем на свете, только не о предстоящей на будущей неделе поездке в Сандомеж. Роману Мышинскому вновь снился фарфорово-белый мертвец, который, как истукан, тащился за ним по пятам в синагоге, а он не в силах был от него удрать, потому что всякий раз спотыкался о груды исписанных кириллицей книг.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 96
