Элиот, замерший со мной ухо к уху, энергично закивал. Я показала на Мей, и он прошептал, что посидит с ней.
— Хорошо, Вебер. Вы где?
— В телефонной будке у вас на углу. Спускайтесь, я буду ждать. Минут буквально на пять, хорошо?
— Ладно. Держите себя в руках, уже иду.
— Что скажешь? — спросила я Элиота, повесив трубку.
— Голос у него не ахти.
— Я заметила. Как ты думаешь, в чем дело?
— На этот раз не в любви. Он на грани срыва.
Вебер стоял перед нашим домом. Вид у него был, словно он вернулся с обратной стороны Луны.
— Ничего себе! Вебер, да что с вами?
— Об этом-то мы и поговорим. Где можно посидеть?
— Зайдем к «Лене», это прямо за углом.
Он прижал ладони к щекам и с силой потер. Волосы — влажные и зачесаны назад, щеки свежевыбриты, но весь подбородок — в крошечных красных оспинках.
— Просто черт-те что. Я целую неделю толком не спал.
В ресторанчике — где, к слову сказать, ч очень неплохо готовили — заправляли две симпатичные женщины, которые не скупились на порции и отличались редким тактом. Хотя еще был день и заведение пустовало, мы выбрали самый дальний столик.
— Так в чем дело, Вебер?
— Подождите, — поднял он руку. — Сперва ответьте на пару вопросов. Кто такие Пепси и мистер Трейси?
— Откуда вы о них знаете? — вскинулась я. — Кто вам рассказал?
— Никто мне ничего не рассказывал. Они мне снятся, Каллен. Снятся каждую ночь! Пепси, мистер Трейси и вы. В основном вы. Каллен, что происходит? Кто они такие? Говорю же, я стал плохо спать. И знаете, когда все началось? Я прикинул в какой-то момент. Все началось после нашей встречи — когда вы мне врезали.
— Расскажите, что вам снится, Вебер. Во всех подробностях. Поточнее.
— Вы понимаете, о чем я, да?
Я ощутила, как мышцы в основании шеи сплетаются в тугой клубок. Вспомнила слова Элиота — мол, Вебер заинтересовался мной, потому что я его «зачаровала».
— Да, понимаю. Продолжайте. Добро пожаловать на Рондуа.
— Рондуа! Точно! Именно так!
Мы проговорили три часа без перерыва. Ни капли не колеблясь, я рассказала ему обо всем: об аборте, о том, как начались сны, о Пепси, о поиске Костей, о Городе Мертвых.
По ходу дела мы проголодались и заказали два внушительных ланча. Потом, часов около пяти, ресторанчик стала заполнять предобеденная толпа, наперебой заказывая коктейли. Я позвонила Элиоту и сказала, что мне нужен еще час. Он сообщил, что у него все нормально, но — что происходит?
— Веберу тоже снится Рондуа. С того дня, как я ему врезала.
— Ни хрена себе!
— Именно. Похоже, Элиот, ты был прав. Ладно, до скорого. Обязательно все расскажу.
— Уже не терпится. Главное, руки больше не распускай, ладно?
Вебер побывал на Рондуа в таких местах и встречался там с такими существами, о которых я слыхом не слыхивала: хулиганы крокодильих шахмат, Облако-Ад, ночной рынок старых светильников в Гарри. Он заглянул в Пещеры Лема и Горный Кабинет Садовника. Среди его спутников был журавль по имени Спорт-и-Досуг. Впоследствии же его сопровождал только голос по имени Солярис.
Мы так и не смогли понять, почему Вебер бродил именно там, а не где-либо еще, но согласились, что искать в этом какую-то логику бессмысленно. Не стоит и пытаться.
С запинками я изложила трактовку Элиота: здесь, мол, не обошлось без своего рода чар.
Вебер улыбнулся и стянул с моей тарелки палочку картофеля-фри.
— Почему бы и нет, Каллен? Мысль не безумнее прочих.
Он стянул еще один картофельный ломтик. Похоже, Вебер немножко успокоился — теперь он улыбался чаще, особенно когда мы сравнивали рондуанские впечатления.
Но вместо того, чтобы сунуть ломтик в рот, Вебер наставил его на меня и произнес:
— Знаете, все бы ничего, если бы только там не было так страшно. Форменный кошмар. Джека Чили не встречали еще?
— Какого-какого Джека?
— Джека Чили. Лучше и не встречать. Послушайте, мы уже доели, а так и не решили, что делать. Каллен, хватит с меня этих снов, откуда бы они ни брались. Меня даже не волнует, какой там механизм. Вы дотронулись до меня, шарахнули фиолетовой молнией — и трах-бах! Я на Рондуа. Хорошо, допустим, такое случается… бред какой-то, но я готов это допустить. Однако теперь я хочу одного — убраться оттуда к чертовой бабушке. Прошлой ночью мне приснилось, как два деятеля снесли себе черепа. Снято просто класс: самый ближний план, мозги летят в объектив. Хватит, не могу больше. — Он бросил картофельный ломтик себе на тарелку и раздавил вилкой. — Каллен, что мне делать? Что вы можете?
— Кажется, я знаю, как все исправить.
— Знаете? Серьезно? И как?
Я рассказала ему о нашем противостоянии с Машинами на равнине. Поведала о волшебном слове, которое помогло нам выбраться из этой передряги, и о том, что могу воспользоваться волшебным словом еще раз, но уже в ином месте — откуда-то я это знала. Другой вопрос, распространяется ли действие волшебства на ресторан в Нью-Йорке.
— То есть вы можете попробовать? Так скажите его — и посмотрим, что выйдет. Господи, Каллен, да я на все готов! Все, что угодно, лишь бы не видеть больше этого кошмара. Умоляю!
Я протянула руку через стол, приложила ладонь ко лбу Вебера и произнесла:
— Кукунарис.
Он зажмурил глаза и накрыл мою ладонь своей:
— Пожалуйста, еще раз.
Я повторила. Вот только не почувствовала ничего особенного — в отличие от того дня, когда меня защитила фиолетовая молния. И Веберу я об этом не сказала — побоялась.
Здравствуйте, миссис Джеймс!
С днем рождения! Некоторое время назад я написал письмо мистеру Джеймсу и спросил, когда у вас день рождения. Хорошо, что успел. Понимаю, открытка совсем идиотская, но мне пришлось просить купить ее одного из докторов, и такой уж у него вкус. Можно было бы догадаться, что в этом доверять ему нельзя — судя по галстукам, которые он носит! Ха-ха! Как бы то ни было, с днем рождения вас, с днем рождения вас, с днем рождения, миссис Джеймс, с днем рождения вас!
Искренне ваш, Алвин Вильямc
3
За все время на Рондуа мы первый раз увидели океан. Он был розовый, а пена на волнах — желтой. Неуютные цвета, словно в детских грезах, пошедших наперекосяк.
Пепси стоял возле нашей «лодки» — перевернутой карнавальной маски величиной со старую ванну. У воды было холодно — даже от моей тени веяло холодом.
После Кемпински, Офир Цика и нашего поединка с пляшущим Зноем прошло несколько недель. Фелина, спасенная Пепси, вскоре тихо умерла во сне. Марцио и мистер Трейси, немедленно узнавшие об этом, всю ночь простояли в карауле над ее телом. Черный пес-великан разбудил нас только на рассвете — печальным и мелодичным лаем, похожим на полнозвучные ноты, извлекаемые из старинной виолончели.
