Средний сын — Жемовит — собирался отправиться в Бытков, ко двору местных князей, старинного и славноизвестного рода Кривоносов. Ясное дело, не штаны в науках протирать и не мешки с мукой в амбаре подсчитывать, а в войско. Ловкий да смышленый юноша, даже если не случится какой-нито завалящей войны — будь то с внешним врагом или междоусобицы, сумеет быстро получить пояс и шпоры, а после станет полусотенным или сотенным командиром в княжьей дружине, дальше как повезет. Можно стать мечником в прибыльном городке, каштеляном крупного замка, а то и подскарбием в самом Быткове, при княжеском дворе.
Ну, а перед младшеньким тоже пути открыты. Хочешь, отправляйся искать счастья и доли на службе у любого богатого и знатного владетеля — князя, воеводы, короля. Это, если ты в воинском ремесле поднаторел. Если нет, можно к любому монастырю прибиться. Сперва, само собой, послушником. А когда пройдешь испытания и докажешь смирение и трудолюбие делом, получишь право носить камилавку, переходя в рясофорные. А после можно принять малую схиму, стать полноправным монахом. Тоже дело почетное и требующее не меньшего самоотречения и старательности, чем воинское. Если задуматься, все прилужанские игумены, архимандриты, епископы из младших сыновей рыцарей и вышли. Даже сам митрополит хоробровский и патриарх всего Правобережья — Хороборовского, Лютовского королевств и Полесья. А ежели склонен к самоуглублению, просветлению духа постами и молитвами, прямая дорога в схимники. Едва ли не все нынешние святые — и Лукьян Бессребреник, и Андрий Страстоприимец, и Пятрон Целитель, и Лукася Непорочная, и Вэзилий Жулянский — прошли через великую схиму.
Нет, имелся еще один путь. Иногда чародеи ездили по селам и усадьбам, отбирали детишек в ученики. Ну, так на то дар особый нужен, обладать которым не каждому дано.
Мальца по имени Годимир начали готовить именно к иночеству, ибо с десяти лет, когда мальчика начинают обычно школить по верховой езде, фехтованию на мечах, бою на копьях, секирах и палицах, он проявил редкостную в роду неуклюжесть. То умудрится седло задом наперед на хребет лошади взгромоздить или на уздечке налобный ремень с суголовным перепутает. То мечом сам себя по коленке зацепит — хорошо, хоть мальцов на затупленном оружии биться учили. И если в первом случае вроде бы ерунда, не панское дело лошадей седлать, для того холопы имеются, то уж во втором — самое что ни на есть рыцарское дело.
И не то чтобы будущий рыцарь не старался. Старался, и еще как! Учился истово. С утра, едва протерев глаза, хватался за оружие, бегал вокруг маетка и по соседним лесам в полном доспехе и тяжелых сапогах, скакал, изнуряя коня так, что отец вынужден был вскоре запретить ему излишне увлекаться верховой ездой. Это у князей злата-серебра куры не клюют, а в Чечевичах жили, затянув пояса.
Годимир мечтал стать странствующим рыцарем, убивать чудовищ — драконов, кикимор, волколаков, горных людоедов, спасать прекрасных панн и заточенных в высокие башни королевских дочек. Хотел прославиться как герои древности: Грозя — победитель дракона, Лют и Хоробр — легендарные основатели величайших городов Правобережья, первейшие рыцари и непобедимые воины, давшие начало великокняжеским, а после королевским родам.
Чечевичский священник как-то сказал мальчишке, что странствующий рыцарь должен изучить все манускрипты, описывающие чудовищ, нечисть и нелюдь. Годимир выучился читать меньше чем за месяц, в то время как его братья постигали грамоту ни шатко, ни валко — в самый раз, чтобы розог не отхватить, но и не перенапрячься.
Стремясь стать настоящим могучим рыцарем, Годимир сам себе придумывал уроки — повторял стойки, удары и защиты не с длинным мечом, а с хорошим обаполом, превосходящим тяжестью мечи взрослых воинов почти вдвое. После вечерней молитвы вместо того, чтобы спокойно отправиться в постель, приседал до сотни раз, отжимался от пола раз сорок-пятьдесят. А утром вскакивал раньше всех, еще до рассвета и мчался на реку — благо, Друть, приток славной Усожи, проткала всего в полуверсте от маетка. Плавал и по течению, и против течения. Встретили бы его водяные и водяницы — признали бы за своего и щекотать не стали бы. А может, и глядела нелюдь из кустов и зарослей очерета? Глядела и дивилась на слабого человечка, возжелавшего стать самым сильным.
Ниномысл и Жемовит попервах смеялись с него. Дразнили дурачком и так и норовили навешать тумаков. Годимир терпел. Довольно долго терпел. Потом начал отвечать. И вот тогда-то братья поняли, что в изнурительных занятиях младшенького есть толк. Особенно, когда вместо головы Жемовита кулак Годимира угодил в бочку и разбил ее на досточки.
Пан Ладибор очень разгневался. Еще бы! Такие бочки местные бондари не делали, а везти из Быткова обойдется в пять-шесть скойцев. Чистое разорение.
Молодой задира… Хотя какой там задира? Всего-навсего сдачи дал. Но слово батюшки непререкаемо. Поэтому Годимира поставили перед выбором — либо монастырь, либо в Ломчаевку, в оруженосцы к пану Стойгневу герба Ланцюг, с которым рыцарь Ладибор Косой Крест в былые годы сражался против загорцев.
Надо ли говорить, что выбрал бредящий о рыцарских шпорах мальчишка?
Вот и стал он, едва сравнялось тринадцать лет, шестым оруженосцем пана Стойгнева. Почему шестым? Да потому, что рыцарь герба Ланцюг славился древностью рода и мастерством в сражении на весь север Бытковского воеводства, и многие, очень многие родители желали видеть своих отпрысков в его свите. Где же еще ума набираться юным оболтусам, как не в Ломчаевке?
Вот там-то Годимир свел знакомство со Славощем-Бычком, окончательно понял, что единственный способ уберечься от битья — бить самому. Бить в полную силу, зло и без пощады.
Нельзя сказать, что новый, самый младший оруженосец не пришелся по душе пану Стойгневу. Напротив. Он всячески выделял его за старание и прилежание в науках.
Отправляясь в достопамятный поход на черных клобуков — племя дикое, кочевавшее в степях на правом берегу Стрыпы, Годимир радовался и гордился оказанной честью. С удвоенным рвением начищал доспехи, полировал меч пана Ланцюга, чистил коня.
А потом начала сказываться его природная невезучесть, которая уверенно брала верх над любой выучкой.
Вначале (самый первый знак, так и намекавший — брось, уйди, не твое…) ни с того, ни с сего лопнуло путлище. Слава Господу, не в бою. На марше. И тем не менее оруженосец Годимир грохнулся с седла под копыта злого боевого жеребца пана Стойгнева — коня вел в поводу второй оруженосец — Михал из Гужно.
Чудом парнишка остался жив. Подкованное копыто вскользь ударило по черепушке, зато хорошо приложилось по плечу. Едва калекой не остался. Долго отлеживался в обозе. Ждал, пока сойдут кровоподтеки, пока восстановится подвижность руки. Правой руки. Для воина самой необходимой.
Потом был бой у безымянных колодцев.
Отряд словинецких рыцарей — бытковских, хоробровских, выровских — едва-едва переправился через Усожу. Сходу налетел на становище зазевавшихся кочевников. Сжег полсотни кибиток, захватил в плен целую ораву стариков, женщин и детей. В придачу отару овец и табун мелких, косматых коней. Просто чудо, а не добыча! Достойно зависти…
