Из всех моих недругов самыми упрямыми, естественно, оказались люди в форме. Я никогда напрямую не контролировал их исследования и разработки, они могли дать «зеленый свет» всему, чему пожелают. Но, учитывая, что почти все военные программы передоверяли гражданским подрядчикам, а эти подрядчики зависели от ресурсов ДеСтРес. де-факто контроль у меня был. «Вы не можете заморозить программу «стелс»! Кто вы такой, чтобы останавливать производство танков?» — кричали они. Вначале я пытался их урезонить: «Где вы возьмете топливо для «Абрамсов»? Зачем вам «стелсы», если у противника нет радара?» Я пытался доказать простую вещь: учитывая, с чем приходится работать и какова угроза, нам просто необходимо получать как можно больший доход от вложений, или, говоря их языком, как можно больший бум на наш бакс. Они были невыносимы звонили по телефону в любое время дня и ночи, являлись ко мне в офис без предупреждения. Думаю, их нельзя сильно винить — и после того, как мы обращались с ними из-за последнего локального конфликта, и уж точно не после того, как им надрали задницу в Йонкерсе. Вояки были на грани полного краха, многим надо было просто на чем-то отыграться.
(Доверительно улыбается).
— Я начинал карьеру на нью-йоркской бирже, поэтому умею орать не хуже профессионального сержанта, инструктора по строевой подготовке. После каждой встречи я ждал звонка, страшного и желанного одновременно: «Мистер Синклер, это президент, я просто хотел поблагодарить вас за услуги и сказать, что мы в них больше не нуждаемся…»
(Усмехается).
Я его так и не дождался. Наверное, никто больше не рвался занять мое место.
(Улыбка вянет).
— Я не говорю, что не делал ошибок. Знаю, что слишком придирался к программе по производству боевых дирижаблей. Я не понимал их значимости, не представлял, чего на самом деле стоят эти аппараты в войне с живыми трупами, просто потому что знал: при наших скудных запасах гелия единственный рентабельный транспортирующий газ — водород, а я ни в коем случае не собирался тратить жизни и ресурсы на флот современных «Гинденбургов». Самому президенту пришлось меня убеждать заново открыть экспериментальный проект по холодному синтезу в Ливерморе. Президент доказывал: хоть до прорыва еще в лучшем случае десятилетия, «планирование будущего покажет людям, что оно у нас есть». В отношении одних проектов я был слишком консервативен, в отношении других — излишне либерален. Проект «Желтая куртка» — я до сих пор корю себя за него. Яйцеголовые из Силиконовой долины, все сплошные гении в своей области, убедили меня, что изобрели «чудо-оружие», которое может — теоретически — привести нас к победе в течение сорока восьми часов после его активизации. Они собирались создать микроракеты, миллионы микроракет, размером в двадцать две сотые пули, которые надо будет сбросить с воздуха, а затем с помощью спутника направить в мозг каждому зомби в Северной Америке. Звучит потрясающе, да? Мне так казалось.
(Что-то ворчит себе под нос).
— Как подумаю, сколько мы ухнули в эту яму, что могли бы сделать вместо… эх… ладно, теперь уже нет смысла гадать.
За время войны я много раз мог бы столкнуться с армией лбами, но рад, что этого все же не случилось. Став председателем Объединенного комитета начальников штабов Трэвис Д'Амброзия не только изобрел соотношение «ресурсы — поражение цели», но и разработал полноценную стратегию по его применению. Я всегда прислушивался к нему, когда он говорил о важности какой-то системы вооружений, доверял его мнению в таких вопросах, как разработка новой походной формы или стандартной пехотной винтовки.
Удивительно было наблюдать, как его теория распространяется среди рядовых служащих. На улицах, в барах, поездах можно было услышать разговоры: «Зачем нам вот это, когда за ту же цену можно сделать десять вот таких и убить в сто раз больше зомби». Обычные люди даже начали вносить свои идеи, изобретать более рентабельные средства, до которых мы бы никогда не додумались. Наверное, им нравилось импровизировать, адаптироваться, превосходить по уму нас, бюрократов. Больше всего меня удивили моряки. Я всегда верил в миф о тупых амбалах с квадратными челюстями, неандертальцах, накачанных тестостероном. Мне и в голову не приходило, что способность к импровизации была их важнейшим качеством, потому как морская пехота вынуждена добывать свои активы через флот, а адмиралы никогда особо не заморачивались насчет сухопутной войны.
(Синклер показывает на противоположную стену — там висит тяжелый стальной прут, на который насажен некий гибрид лопаты и секиры. Официально штуковина называется стандартным пехотно-окопным инструментом, но для большинства известна как «лоботомайзер», или просто «лобо»).
— Его соорудили «кожаные загривки»,[33]используя только металлолом. За всю войну мы выпустили двадцать три миллиона.
(Гордо улыбается).
— Их делают до сих пор.
Берлингтон, штат Вермонт
Зима пришла поздно, как и во все годы после окончания войны. Снег покрыл дома и окружающие пашни, заморозил деревья и скрыл грязную ленту реки. Мирная картинка, из которой выпадает человек, идущий рядом со мной. Он настаивает, чтобы я называл его Отморозком, потому что «меня все так называют, и вы тоже будете». Человек шагает твердо и целеустремленно, трость, которую дала ему врач (она же — жена), служит только для того, чтобы тыкать ею в воздух.
— Честно говоря, я не удивился, когда на пост вице-президента выдвинули мою кандидатуру. Все знали, что появление коалиционной партии неизбежно. Я был восходящей звездой — по крайней мере пока не «погубил себя». Так обо мне говорят, верно? Все эти трусы и лицемеры, которые скорее умрут, чем увидят, как настоящий человек выражает свои чувства. Ну и что, если я не самый лучший в мире политик? Я говорил, что думал, и не боялся кричать во всеуслышание. Это одна из главных причин, отчего меня выбрали на роль второго пилота. Мы составили великолепную команду; он — свет, я — жар. Разные партии, разные личности, и, давайте не будем себя обманывать, разный цвет кожи. Я знал, что вначале выбор пал не на меня. Знал, кого втайне хотела выдвинуть моя партия. Но Америка была не готова зайти так далеко, как бы глупо и невежественно это ни звучало. Сущий каменный век. Они скорее выбрали бы вопиющего радикала, чем еще одного из «этих людей». Поэтому я не удивился своему выдвижению. Я удивился всему остальному.
— Вы имеете в виду выборы?
— Выборы? В Гонолулу все еще был сумасшедший дом, солдаты, конгрессмены, беженцы, все метались в поисках пищи и крова или просто пытались выяснить, что, черт возьми, происходит. И это казалось раем по сравнению с материком. Скалистый рубеж еще только устанавливали к западу от него лежала военная зона. Зачем напрягаться с выборами, если можно заставить Конгресс голосовать за расширение полномочий в связи с чрезвычайным положением? Министр юстиции попробовал идти таким путем, когда был мэром Нью-Йорка, и ему это почти удалось. Я объяснил президенту, что у нас нет ни сил, ни ресурсов на что-либо, кроме борьбы за выживание.
