Она догнала мистера Ривенхола возле кустов и крикнула ему:
– Так глупо! Знаешь, Санчия очень боится грабителей и приучила своих слуг никогда не оставлять ни калитку, ни дверь незапертой! Один из садовников, решив, что мы все вернулись в дом, запер лесную калитку. У Гастона был ключ, вот он!
Повернув по гравиевой дорожке, они увидели калитку. Возле нее стояла мисс Рекстон, и даже невнимательному наблюдателю было ясно, что она не склонна веселиться. Позади нее, сидя на взгорке, мистер Фонхоуп считал слоги и, судя по его виду, не интересовался окружающим миром.
Пока мистер Ривенхол вставлял ключ в замочную скважину, Софи произнесла:
– Мне так жаль! Все это результат нелепых страхов Санчии! Вы сильно утомились и замерзли, мисс Рекстон!
Мисс Рекстон уже полчаса сдерживала свое раздражение. Обнаружив, что они заперты в лесу, она сначала спросила мистера Фонхоупа, не может ли он перелезть через ограду, а когда он просто ответил, что не может, она попросила его покричать. Но ода, рождавшаяся в его голове в это время, полностью захватила его, и он ответил, что лесистое место было как раз тем, чего требовало его вдохновение. После этого он уселся на взгорок, достал карандаш и блокнот, и как она ни убеждала его спасти ее, все, что он ответил отсутствующим голосом, было:
– Тихо!
Неудивительно, что она уже готова была убить его, когда показалась спасательная партия и подверглась несправедливому обвинению.
– Это сделали вы! – набросилась она на Софи, побелев от гнева.
Софи, сочувствуя ей из-за смешного положения, в котором та оказалась, успокаивающе ответила:
– Нет, это сделал глупый слуга, который решил, что мы уже все вернулись в дом. Не придавайте этому значения! Пойдемте, выпьете превосходного чая Санчии!
– Я вам не верю! Вы безнравственны и вульгарны и…
– Эжени! – резко сказал мистер Ривенхол.
Она сердито всхлипнула, но промолчала. Софи вышла за калитку, чтобы вывести мистера Фонхоупа из его оцепенения, а мистер Ривенхол сказал:
– Это был просто несчастный случай, и не стоит из-за этого так выходить из себя.
– Я уверена, что это сделала твоя кузина, чтобы посмеяться надо мной, – тихо ответила она.
– Чепуха! – холодно ответил он.
Она увидела, что он, бесспорно, был на стороне Софи, и сказала:
– Мне вряд ли стоит говорить тебе, что моей единственной целью было не позволить Сесилии провести весь день в компании этого ужасного молодого человека.
– И тем самым передать ее Тальгарту, – резко ответил он. – Тебе не следовало так беспокоиться, Эжени. Присутствие моей матери, не говоря уж о моем, сделали твой поступок – я скажу – ненужным!
Могло показаться, что эти слова порицания наполнили чашу терпения мисс Рекстон до краев, но когда она вошла в гостиную, оказалось, что ей еще предстоит вынести замечания маркизы. Маркиза заговорила о той свободе, которую позволяют юным английским леди, противопоставив ее строгому надзору за испанскими девицами. И все, за исключением мистера Ривенхола, который был заметно молчалив, разделили досаду мисс Рекстон и постарались успокоить ее. Софи пошла так далеко, что уступила ей свое место в бричке по дороге домой.
Мисс Рекстон постепенно успокаивалась, но когда позже она попыталась объяснить свои действия жениху, он коротко оборвал ее, сказав, что и так слишком много шума было поднято вокруг незначительного происшествия.
– Я не верю, что виноват кто-то из слуг, – продолжала настаивать она.
– Однако тебе лучше притвориться, что ты поверила в это.
– Значит, ты тоже так не считаешь! – воскликнула она.
– Нет, я думаю, это сделал Хьюберт, – спокойно ответил он. – И если я прав, то тебе следует благодарить мою кузину за скорое спасение.
– Хьюберт! – закричала она. – Позволь, зачем ему так не по-джентльменски поступать!
Он пожал плечами.
– Возможно, ради шутки, возможно, потому что ему не нравится твое вмешательство в дела Сесилии, моя дорогая Эжени. Он очень привязан к сестре.
Она обиженно сказала:
– Если это так, надеюсь, ты призовешь его к порядку!
– Я ничего подобного не сделаю, – самым невозмутимым голосом ответил мистер Ривенхол.
IX
Вскоре после этого не совсем удачного дня за городом мистер Ривенхол объявил о своем намерении ненадолго съездить в Омберсли. Его матери было нечего возразить, но, понимая, что страшный момент разоблачения настал, она с видимым спокойствием, которого совсем не ощущала на самом деле, сказала, что надеется, что он вернется в Лондон к вечеру Софи.
– Разве это так необходимо? – спросил он – Я не люблю танцевать, мама, а без танцев вечера, которые ты организуешь, довольно скучны!
– Видишь ли, это достаточно необходимо, – призналась она. – Будет странно, если ты будешь отсутствовать, дорогой Чарльз!
– О боги, мама, меня не было ни на одном подобном вечере в этом доме!
– По правде говоря, вечер будет несколько большим, чем мы сначала решили! – отчаявшись, сказала она.
Он бросил на нее один из своих приводящих в смущение взглядов.
– Неужели! Я считал, что приглашено около двадцати человек?
– Их будет… будет немного больше! – сказала она.
– Насколько больше?
Она принялась распутывать бахрому своей шали, зацепившейся за ручку ее кресла.
– Ну, мы подумали, что будет лучше – это ведь наш первый прием в честь твоей кузины, и твои дядя очень просил меня вывести ее в общество – устроить бал, Чарльз! А твой отец обещал привести на него герцога Йоркского хотя бы на полчасика! Кажется, Горас с ним хорошо знаком По-моему, это очень лестно!
– Скольких человек, сударыня, вы пригласили на этот бал? – потребовал ответа мистер Ривенхол.
– Не больше… четырехсот! – виновато выдавила из себя его мать. – И, дорогой Чарльз, ведь далеко не все они придут!
– Четырехсот! – воскликнул он. – Мне не надо спрашивать, чьих это рук дело! Сударыня, а кто собирается оплачивать счет за это развлечение?
– Софи… то есть, твой дядя, конечно же! Уверяю тебя, издержки не падут на тебя!
Его это совсем не успокоило, а, наоборот, – распалило еще больше. Он закричал:
– Ты что, думаешь, я позволю этой проклятой девчонке платить за приемы в этом доме? Если вы были достаточно бездушны, сударыня, чтобы согласиться на такое…
Леди Омберсли благоразумно прибегла к слезам и стала искать свои нюхательные соли. Сын растерянно посмотрел на нее и, стараясь сдерживаться, сказал:
