Наши окружили его тотчас же показным вниманием, ликуя, что почти облапошили: он на все соглашался. Кто-то спросил «г-на Носа» (ему уже и кличку дали — «Шнабель»), отчего у него такая странная фамилия. Он вскинул на вопрошавшего окружённые морщинами, крокодильи глаза и подкупающе просто ответил на ломаном русском языке:
— Вапще-то мы — семья из Вильнюса. Когда мы в эпоху Адольф бежаль в Лондон, отец за ящик у виски приобретал хороший английский паспорт. Много смеялся английский человек, но ещё больше мой отец, простейшая часовщик…
Вот этот проходимец из Пензы, как установили потом, когда он уже улизнул, обвёл вокруг пальца самых закоренелых деляг, отвыкших при совках от всякой конкуренции.
Г-н Нос нарвался на какого-то еврея в аэропорту и с ходу очаровал его предложением создать совместное канадско-российское предприятие. Он молол что-то несуразное насчёт «инвестиционного холдинга», предлагая делить прибыли в рублях 80 % на 20 %. С российской, мол, стороны понадобится только фиктивный вклад, основные деньги пойдут из специального частного фонда, заинтересованного в капитализации России по гватемальскому пути.
Нашего ёлопня стратегия устраивала. Он поделился успехом с приятелем, и через три дня г-н Нос подписал на бланках своей компании, уже заверенных печатью, три контракта, в которых прибыль распределялась в более выгодном для наших варианте — 70 % на 30 %. Вот этот «успех», вырванный наглостью, и погубил все дело. Это было психологической приманкой. За разговорами и мелкими выпивками нашим фраерам мерещилась зелёная пенка на десятки тысяч, которые г-н Нос обещал зачислять на валютные счета в Торонто или Чикаго.
«Канадский джентльмен» имел при себе редкий тогда ещё сотовый телефон, иногда связывался со своим компаньоном Джоном в Гамбурге, повторяя одну и ту же фразу: «Ол рашен бойс хиа а верп гуд. Кол ми плиз лейте, Джон, фор де момент ай эм бизи». В вольном переводе это означало: «Все русские парни здесь прелестны. Позвони позднее, потому что в данный момент я страшно занят».
На халявной пьянке, где г-н Нос показывал волчий аппетит, но даже во хмелю не терял бдительности, этот самый Джон, якобы личный секретарь президента «Интернейшнл инвестмент энд факторинг компани», вдруг сообщил, что «шеф вряд ли утвердит соглашение, если ему в течение трёх дней не будут представлены бумаги, удостоверяющие солидность русских компаньонов».
И — завертелось. Наши забегали, как тараканы после первых доз хлорофоса: извлекали из рукавов реквизиты своих фирм, называли суммы, которые якобы способны вложить в дело. И хотя всё это, по объяснениям г-на Носа, было только «для отвода глаз», нужны были реальные бумаги, реальные подписи банковских работников и всё прочее, что без смазки никогда не делается. И эти издержки тоже служили психологической гарантией, что оказавшаяся на крючке бильдюга не сорвётся.
Лопоухий щенок, на каждом шагу уличавший себя как начинающий аферист и шмага, обшпокал опытных жуликов с научными степенями и особыми пристрастиями к политическим дискуссиям о «будущем России».
— Я имел авиабилет до Шенон, Айрланд. — И совал всем какую-то ксиву. — Hay я должен прибывать послезавтра в Париж. Виза в порядке повсюду. Нужен небольшой сумма на билет. Я покупаль здесь слишком ужасно много подарки. Пять тысяч долларов — фьюить!..
Никто не усомнился в этом, тем более что щедрость г-на Носа, особенно по отношению к свободным московским барышням, постоянно подтверждал «личный секретарь г-на Носа в России» некий Саша Ахтамзян, якобы рекомендованный самим мэром Москвы Юрием Лужковым.
Когда евреи сообразили, что им необходимо приставить к г-ну Носу своего человека, вакансия была уже забита. На деле её никогда и не существовало. Этот Ахтамзян был напарником «командора из Канады» и всё время напирал на то, что у него мать и братья — калеки, жертвы землетрясения в Спитаке, их необходимо было срочно госпитализировать, и «если бы не г-н Нос, я бы никогда не решил эту проблему — он выложил мне с ходу двадцать тысяч долларов! Где вы видели ещё такую щедрую натуру?..»
Короче, ловкий язык Ахтамзяна подвёл к тому, что каждая из трёх «фирм», подписавших соглашение, собрала наличку на билет до Парижа, не сомневаясь, что через неделю получит своё обратно. Кроме того, все дали Ахтамзяну втихаря по 200 долларов, получив от него «доверительную информацию» о том, что босс «Интернейшнл инвестмент энд факторинг компани» якобы намерен понизить проценты в договорах с двумя фирмами. «Это моя забота, — заверил Ахтамзян, — чтобы не наехали именно на Вас!»
В полдень рокового дня, когда телефон «командора» перестал отвечать на звонки, все наши «фирмачи» забили тревогу и явились в отель, где проживал г-н Эврибоди Нос. И что же выяснилось? Что он, действительно, проживал в отеле, но не две недели, как считалось, а всего одни сутки. Каких-либо оставшихся его вещей обнаружено не было. Пропал и улыбчивый Саша Ахтамзян, который в кульминационные моменты приятного общения повторял: «Пусть мэня в гробу обосцут внуки, если я измэню хоть одно слово нашего договора!..»
Увы, многие евреи не видят, куда тащат еврейство и вместе с тем весь мир, — кто способен побудить их одуматься? Я ни на секунду не сомневаюсь, что все мы давно одурачены собственной пропагандой. Мания избранности и жалкие анекдоты давно уже заменили нам трезвую философию жизни.
Еще в советские времена для гоев была сляпана установка, призванная поколебать все их надежды. Плывёт в открытом море баран. Летят мимо чайки. «Баран, а баран, куда плывёшь?» — «В Африку». — «Так ведь в той стороне Австралия». — «Мне это до лампочки, всё равно никуда не доплыву».
Так вот, бараном сегодня выступают не гои, ищущие спасения от нашего назойливого общества, а мы сами: мы не знаем, куда плывём, но все из нас знают, что никуда не приплывут. Сегодня сорвут куш и завтра, а послезавтра — 9 г свинца под модную кепку…
Удивляюсь, как это — при всей нашей мнительности — мы не способны даже сообразить, что нужно что-то делать, как-то изменить инерцию нашего движения.
Судя по анекдоту, мы, евреи, приходим к доктору не как русские Иваны, за три дня до смерти, а за три года до болезни. По это пустое бахвальство: сегодня мы и не думаем обращаться к доктору, хотя обречены…
Не доверяй мыслей — не вырвут сердце
Сам Господь возгласил из неопалимой купины: «Ваше племя избираю я для осуществления всех своих замыслов, вам господствовать над всеми народами и вселенной, проводя мою волю!»
В эту чушь уже мало кто верит из нынешних людей. Оно и понятно: если ты, действительно, Бог, тебе достаточно только подумать, и всё должно осуществиться. А когда выходят на сцену, виляя голым задом, и просят скинуться по десятке деревянных на исполнителей замысла, это называется уже иначе…
Мы избранный народ потому, что мы первыми сделали знания фундаментом борьбы. Потому что в течение столетий скрупулёзно собирали, похищали, покупали, отнимали, создавали и берегли знания, открывающие перспективу для нашего господства.
Даже мне не доверены все сокровища, объясняющие взлёты и падения, но я, по крайней мере, верю в то, что они реально существуют в хранилищах князей нашей церкви и фараонов нашего всемирного государства.
