Все то время, что Джек собирал необходимое для скачек оборудование, а потом загружал его в огромную плетеную корзину, я нервно расхаживал вблизи комнаты. И видел, как он взял уздечку с австралийским нахрапником и тоже опустил ее в корзину.
Тихо так, спокойно опустил, без всяких причитаний на тему того, что упряжь испорчена.
Ну что, пока все складывалось удачно. Но настоящее испытание ждет уздечку, когда он будет надевать ее на Сайентифика чуть позже, днем, на ипподроме.
Я постарался сделать все от меня зависящее, чтоб никто ничего не заметил. Не оставил ни одного торчащего кончика обрезанной нитки, а сама плотность кожи помогала уздечке держаться. Так что если даже кто-то и подергает поводья перед скачками, выглядеть они будут нормально и лопнут не сразу — только после того, как ослабнут во время скачки. Тогда и лопнут. Но я понятия не имел, удалось ли мне соблюсти нужный баланс.
* * *
К сожалению, организаторы решили, что скачки должны состояться, морозная погода им не помеха, а зрителям и участникам выдадут пледы и попоны. И вот мама повезла нас всех троих в Ньюбери на своем стареньком синем «Форде», отчим сидел рядом с ней, я примостился на заднем сиденье у нее за спиной. Я всегда так сидел по дороге на скачки и с них, домой.
Посещение скачек было неотъемлемой частью моего детства и юности. Какое-то время знание географии Британии базировалось исключительно на местах проведения загородных скачек. Научившись в семнадцать водить машину, я понятия не имел, где находятся большие города, зато безошибочно находил дорогу к таким местам, как Маркет-Рейзен, Пламптон или Фейкерхем, а также знал все объездные пути, помогающие сэкономить время, не выезжая на забитые машинами главные дороги.
Ипподром Ньюбери — самый ближайший к Лэмбурну, всего-то в пятнадцати милях, и давно уже стал домом для большинства местных тренеров, которые, с учетом экономии на дорожных расходах, старались отправить туда как можно больше лошадей.
Ко времени, когда наш «Форд» подкатил к тренерской стоянке, мест там уже почти не было, и я с огорчением заметил, как долго придется идти пешком до самого ипподрома. Культя опухла и побаливала, и я обещал себе впредь так не нагружать больную ногу, хотя бы на время. Известно, куда вымощена дорога добрыми намерениями…
— Привет, Джозефин, — послышался мужской голос, как только мы вышли из машины. Перед нами стоял Ивен Йорк в тяжелом овчинном полушубке.
— Привет, Ивен, — ответила мама, без особой, впрочем, теплоты в голосе.
— О, приветик, Том! — воскликнула Джулия Йорк, вылезая из роскошного новенького белого «БМВ» — мать не преминула отметить этот факт и сразу помрачнела. Теперь я понял, почему она вдруг загорелась идеей апгрейдить свой старый «Форд».
Раз в кои-то веки Джулия сопровождала своего мужа на скачках и не преминула разодеться в пух и прах. На ней было плотно облегающее фигуру платье из тонкого шелка, поверх накидка с набивным рисунком в тон, тоже совсем тоненькая. «Не слишком подходящий наряд для холодного февральского дня», — подумал я, зато он согревал сердца поклонников, которые, завидев Джулию, заулыбались, а в глазах их засветилось восхищение.
— Привет, Джули, — ответил я и махнул рукой. И заслужил снисходительный приветственный кивок от Ивена.
Мать окинула меня неодобрительным взглядом. Уверен, в этот момент она судорожно старалась сообразить, как же так вышло, что я знаком с этими людьми, и очень хотела, чтоб я просветил ее на эту тему. Но я решил этого не делать. Я не говорил ей, что приглашен на обед в четверг. Уж лучше пусть думает, что вечер я провел, слоняясь по местным пабам. Она не служила под началом моего темнокожего сержанта из Сэндхерста, а потому ей не успели внушить: ничего не принимай на веру, все проверяй.
Мы немного задержались, надевали пальто и шляпы, Йорки же тем временем двинулись по траве ко входу. Мы проводили их глазами.
— Если уж Сайентифику не суждено сегодня выиграть, — ледяным тоном заметила мать, — пусть это будет кто угодно, но только не этот их паршивый Ньюарк Холл. Не выношу этих типов!
Я огляделся по сторонам, проверить, слышал ли кто ее ремарку.
— На твоем месте, — тихо, но строго заметил я, — я бы понизил голос. Этой стоянкой пользуются и устроители скачек.
* * *
И вот мы молча двинулись к ипподрому, на входе мать, как всегда, приобрела для меня входной клубный билет. И хоть я уже давно не был маленьким мальчиком в шапочке с помпоном, которого контролер у ворот пропускал с улыбкой, это не мешало мне почувствовать возбуждение.
Только на этот раз к возбуждению примешивалась нервозность.
Все ли я сделал для того, чтоб поводья у Сайентифика порвались? Не повредит ли это лошади и наезднику? Не обнаружит ли чего Джек?..
Стипль-чез на приз «Дух Игры» проводился сегодня после первых скачек, и я так разнервничался, что не обратил на них ни малейшего внимания. Вместо этого топтался у входа, откуда лошадей выпускали на парадный круг, ждал, когда их наконец выведут.
Сказать, что я испытал облегчение при виде Сайентифика, который наконец показался в проходе, было бы недостаточно. Я снова задышал полной грудью. Лошадь кругами водили по площадке, а я присматривался к уздечке и убедился, что она вроде бы та же самая, над которой я трудился весь вчерашний вечер.
Что ж, пока все идет по плану.
Я подошел к боксам, где седлали лошадей, привалился спиной к белой деревянной изгороди и стал ждать, когда конюх — это был Деклан, тот самый парень, с которым я разговорился в кладовой на конюшнях Каури, — проведет Сайентифика мимо меня.
Тут подошли и мать с отчимом. А потом появился Джек, быстро пробежал в бокс с маленьким жокейским седлом под мышкой.
Деклан стоял перед лошадью, держал ее под уздцы, чтоб не вертела головой. Как раз в том месте, где поводья соединялись с кольцами у мундштука. Я затаил дыхание. Заметит ли он, что уздечка испорчена?
Затем мать с Джеком подошли к лошади с двух сторон и начали заталкивать маленькую подушечку, седёлку, под седло. Затем накинули попону для взвешивания, прикрепили ленту с номером, вернули седло на место, туго натянули подпруги вокруг живота. Затем Джек набросил на спину лошади тяжелую попону в красных, черных и золотых тонах, чтоб Сайентифик, не дай бог, не продрог на ветру. Шлепок Джека по шее — и вот Сайентифик вышел на парадный круг на обозрение зрителей, готовых сделать ставки.
«Почему, — подумал я, — шантажист хочет, чтоб проиграл именно Сайентифик?
Потому, что желает победы какой-то другой лошади?
Может, и нет».
Перед тем, как ставки разрешили делать в Интернете, единственными людьми, могущими обогатиться на скачках, зная, что какая-то определенная лошадь точно проиграет, были букмекеры. Это они могли поставить на другую лошадь гораздо больше денег, будучи уверены, что фаворит первым не придет, твердо зная, что выплат по нему не предстоит. Однако в наши дни каждый может стать сам себе букмекером, и для этого надо было «выложить» фаворита в Интернете самым выгодным образом, внушить всем, что он выиграет, зная, что на самом деле проиграет. При этом неважно, какая лошадь выиграет, главное, чтоб не являлась очевидным лузером.
