Кажется, до него наконец дошло, что его неприятности могут стать еще крупнее.
— Тогда сделайте что-нибудь, — потребовал он. — Скажите им, что это не принесло никакого вреда.
— Ваша болтовня едва не лишила меня не только этой работы, но и вообще любой работы в будущем.
— Все, что я сказал, это… — Голос его прервался.
— Все, что вы сказали, — это то, что я тиран и шут гороховый, который впустую растрачивает деньги киностудии.
— Ну… я не имел этого в виду.
— Тогда еще хуже.
— Да… но… вы исказили мою книгу. Как автор я имею моральное право… — Оттенок торжества, сопровождавший эти последние слова, заставил меня говорить более жестко, чем я мог бы, если бы он проявил хоть малейшее раскаяние.
Теряя терпение, я процедил сквозь зубы:
— Автор имеет право возражать против грубых исправлений, внесенных в его сценарий. Часто автор сценария использует его и убирает свое имя из титров, если уж фильм так ненавистен ему. Но в вашем случае, Говард, вам отдельно платят конкретно за ваше имя, и, таким образом, вы этим правом воспользоваться не можете.
Он спросил ошеломленно:
— Откуда вы знаете?
— Я просмотрел ваш контракт. Я должен был знать, какое место занимает каждый из нас.
— Когда? — вопросил он. — Когда вы сделали это?
— Перед тем как подписал собственный контракт.
— Вы хотите сказать… несколько недель назад?
— Три месяца или больше.
Судя по виду, он был сбит с толку.
— Но… что же мне делать?
— Молиться, — сухо ответил я. — Но для начала вы можете сказать, с кем вы говорили. Вы можете сказать, каким образом вышли на корреспондента «Барабанного боя»? С кем вы болтали?
— Но я… — Казалось, он вот-вот заплачет. — Я этого не делал. Я хочу сказать, я не рассказывал «Барабанному бою». Я не говорил им.
— Тогда кому?
— Ну, просто другу.
— Другу? А друг рассказал «Барабанному бою»?
Он жалобно промычал:
— Полагаю, да. Все это время мы стояли в вестибюле, вокруг шло своим чередом утро понедельника. Я жестом предложил ему пройти в холл и найти пару свободных кресел.
— Я хочу кофе, — сказал он, оглядываясь в поисках официанта.
— Выпьете позже, у меня нет времени. С кем вы беседовали?
— Я не думаю, что должен говорить это. Мне хотелось взять его и хорошенько встряхнуть.
— Говард, я брошу вас на растерзание волкам с киностудии. И, помимо того, я лично подам на вас в суд за клевету.
— Она сказала, что вопросы — это не клевета.
— Кто бы она ни была, по крайней мере, она наполовину не права. Я не собираюсь тратить время и силы, судясь с вами, Говард, но если вы, быстренько не ответите на кое-какие вопросы, то с завтрашней почтой получите повестку в суд. — Я перевел дыхание. — Итак, кто она?
После долгой паузы — я надеялся, что за это время он поймет, каково его реальное положение, — он сказал:
— Элисон Висборо.
— Кто?
— Элисон Вис…
— Да-да, — перебил я. — Я думал, ее зовут Одри.
— Это ее мать.
Я помотал головой, чтобы прочистить мозги, чувствуя, что моя способность здраво мыслить осталась на Хэпписбургском побережье.
— Давайте по порядку, — сказал я. — Вы изложили свои жалобы Элисон Висборо, чья мать — Одри Висборо, вдова покойного Руперта Висборо, в вашей книге названного Сиббером. Верно?
Он кивнул с несчастным видом.
— И, — продолжал я, — когда вы прочитали некролог о Руперте Висборо и нашли в нем идею для своей книги, вы не отправились навестить Джексона Уэллса, чья жена была найдена повешенной, а решили повидаться с сестрой умершей женщины, то есть с Одри Висборо.
— Ну… если вы так считаете.
— Да или нет?
— Да.
— И это именно она сказала вам, что у ее сестры были призрачные любовники?
— Э…
— Говард!
— Видите ли, — ответствовал он с новой вспышкой негодования, — я не должен отвечать на все эти вопросы.
— Почему?
— Им это не понравится.
— Вы хотите сказать — Одри и Элисон?
Он кивнул.
— И Родди.
— Кто такой Родди?
— Брат Элисон.
Боже, дай мне силы, подумал я и сказал:
— Это верно? Руперт Висборо женился на Одри, у них была дочь Элисон и сын Родди?
— Я не понимаю, почему для вас это звучит так дико.
— Но вы не вывели детей в своей книге.
— Они не дети, — возразил Говард. — Они мои сверстники.
Говарду было сорок пять лет. Я спросил:
— Почему она поместила ваши жалобы в «Барабанном бое»? И каким образом?
Внезапно он пошел на попятную:
— Я не знал, что она собирается сделать это. Я не просил ее об этом. Если хотите знать, я был потрясен, прочитав газету. Я не подозревал, что сказанное мною будет опубликовано в таком виде.
— Вы говорили с ней с тех пор?
Он произнес, защищаясь:
— Она думала, что помогает мне.
— Дерьмо, — высказался я.
Он оскорбился и выскочил вон, направив стопы в широкий мир. Я поднялся в номер и обнаружил, что на моем автоответчике мигает огонек. Послание гласило, что О'Хара будет рад моему появлению в его номере.
Я прошел по застланным ковровыми дорожками коридорам.
— Ты знаешь, — сказал О'Хара, отворяя дверь на мой стук, — что Говард вернулся?
Мы обсудили поведение Говарда. О'Хара не скупился на эпитеты.
— Говард сказал мне, — промолвил я, с половинным успехом воздвигая запруду потоку этих эпитетов, — что он обратил свои стенания к подруге, которая немедленно передала их в «Барабанный бой», но без его ведома.
— Что?
Я рассказал О'Харе о Висборо.
Он повторил, не веря:
— Одри, Элисон и Родди?
— И Бог знает кто еще.
— Говард, — тяжело выговорил он, — соскочил с катушек.
— Он наивен. Что не делает его плохим писателем.
О'Хара сумрачно согласился:
— Призрачные любовники — это наивно. — Он обдумал положение вещей. — Я снова должен обсудить его нарушение контракта с боссами. Я полагаю, ты никогда не встречался с этой злосчастной Элисон?
