Приступ ностальгии смыло запахом краски и скипидара, лестницу укрывали куски забрызганной пленки. И вдруг я понял, почему Джонни дал мне этот адрес. В лестничном колодце на верхушке стремянки балансировал маляр в белом комбинезоне, пытаясь покрасить почти недосягаемую нижнюю сторону лестницы. Я поднялся к нему, перила скрипнули под моим весом, и я услышал ответный скрип в груди – ни того ни другого не было пятнадцать лет назад, когда я захаживал сюда студентом. Маляр уставился на меня сверху.
– Приятель, не подскажешь, где найти Джонни? – спросил я.
Маляр продолжал водить валиком по стене, слой за слоем нанося белую краску. Работал он на совесть.
– Джонни?
– Да, он сказал, что работает здесь, наверное, один из ваших.
– А, Джон. – Парень указал валиком наверх. – Второй этаж, первая комната направо, постучите, прежде чем войти, за дверью может быть стремянка.
– Спасибо.
Я пошел дальше. Отец Джона был маляром. Наверное, дело перешло Джонни. Он всегда был способным малым и далеко бы пошел, если бы не страсть к гашишу и выпивке. Да и я добрую половину стипендии оставлял в студенческом баре, пока на третьем курсе вообще не бросил университет. Добравшись до второго этажа, я свернул направо и постучал в большую дверь, покрытую темным лаком.
– Заходи, путь свободен, – прокричали из-за двери, и я вошел.
Крупный лысеющий мужчина на стремянке в дальнем конце комнаты красил стену в солнечный желтый, казавшийся блеклым в тусклом свете. Его помощник, сидя на корточках, подправлял новый пол у двери.
– Я ищу Джона.
Старший замер на полувзмахе кисти и посмотрел на меня со стремянки:
– Ты его нашел. Чем могу помочь, приятель?
Я успел прочесть пару имен на дверях, пока не наткнулся на охранника с пачкой вечерней почты под мышкой. Я увидел себя его глазами: потрепанный бездельник в летах, шатающийся по университетскому кампусу, – и усмехнулся, обеспечив ему ночные кошмары.
– Ну и где тут приличный кабак?
Он отправил меня в знакомое со студенческих лет местечко, рассматривая, будто хотел на всякий случай запомнить особые приметы. Я спускался по лестнице и чувствовал его взгляд затылком, подозревая, что, как только я скроюсь из виду, он достанет рацию и поднимет на уши всю охрану. Я посмотрел снизу вверх на его обеспокоенное лицо и поднял правую руку:
– Да примет господь душу твою. – Я нарисовал в воздухе крест указательным пальцем, чтобы его побесить. За моей спиной открылась входная дверь, впуская порыв весеннего ветра.
– Уильям! – Джонни застал меня почти коленопреклоненным.
– Все в порядке, доктор Мак? – прокричал охранник.
Джонни улыбнулся – благодаря этой улыбке он наверняка собирает полные аудитории хорошеньких студенток.
– Да, Гордон, спасибо, я присмотрю за мистером Уилсоном. – Джонни повернулся ко мне. – Ты, как всегда, удачно зашел. – Волосы Джонни слегка намокли, лицо раскраснелось. От него пахло чем-то свежим и динамичным. – Я заскочил только забросить вещи.
Я посмотрел на спортивную сумку и вдруг почувствовал, что не могу говорить. Я достал из кармана пятьдесят фунтов и неловко протянул ему:
– Хотел вернуть.
– Ах да, спасибо. – Джонни провел рукой по мокрой голове, взъерошив волосы. – Надеюсь, ты не обиделся…
Нет. – Я попытался улыбнуться. – Ты меня здорово поддержал. – Часы, проведенные за чтением библиотечных статей о насилии и убийствах, вдруг обрушились тяжелой усталостью. – Я хотел пропустить стаканчик, присоединишься?
Джон замялся:
– Я бы с удовольствием, но не могу.
Я вспомнил, как Эйли смотрела на меня в тюремной камере.
– Ладно, понял.
– Да нет, дело не в этом. Я обещал вернуться пораньше. Слушай, у меня есть пара банок в холодильнике, пойдем ко мне?
– Не уверен, что Эйли мне обрадуется.
Джон снова пригладил волосы.
– Не глупи. Если б ты не зашел, я все равно взял бы у нее твой номер и позвонил.
– Не знаю, Джон.
– Я знаю. Мне нужна помощь, а ты мой должник.
Джонни жил в пятнадцати минутах ходьбы от офиса, на Байерс-роуд. По дороге нас дважды останавливали студенты, и оба раза он использовал меня как предлог, чтобы смыться.
– Да вы знаменитость, доктор Джон.
Он засмеялся:
– К концу семестра они всегда становятся дружелюбнее – экзамены.
– Я потрясен, – сказал я. И это была чистая правда. – Что с тобой случилось?
Джон шел, глядя под ноги.
– Ничего особенного. Я понял, что мне нравится философия, бросил валять дурака, сдал экзамены, поступил в аспирантуру – остальное уже история.
– Хорошо, что ты избавился от дурного влияния.
– Не льсти себе.
Он свернул во двор:
– Вот мы и пришли.
В квартире Джонни могло бы разместиться человек шесть. Но на этом все сходство с нашими студенческими развалюхами заканчивалось. Прихожая в элегантных тонах пергамента, подчеркивающих высокие потолки, на стенах яркие фотографии, на полу светлые циновки. Джонни пустил меня вперед и прокричал:
– Я вернулся.
В коридор выскочила хорошо одетая женщина лет шестидесяти.
– Тише, она только уснула.
Джонни понизил голос:
– Ой, прошу прощения.
Женщина улыбнулась и выжидающе на меня уставилась, приняв, наверное, за бродягу в гостях у философа.
– Это Уильям, мой старый друг по университету.
Ее улыбка слегка погасла.
– Кажется, Эйли говорила о вас.
Я кивнул:
– Надеюсь, только хорошее.
Женщина бросила на меня строгий взгляд, предупреждая, что игры с ней не пройдут. Она посмотрела на Джона:
– Я покормила Грейс, теперь ей надо поспать.
– Спасибо, Маргарет.
– Не за что, ты же знаешь. – Она сняла с вешалки пальто. – Извини за спешку, сегодня у нас собрание книжного клуба.
Джон подал ей элегантную кожаную сумку, стоявшую у двери.
– Да, я помню. Надеюсь, вы хорошо проведете время.
– У нас всегда интересно, даже если книга не нравится. – Маргарет оделась и клюнула Джона в щеку. – Береги мою внучку. – Она повязала на шее шелковый шарфик и заправила его под воротник пальто. – Увидимся завтра. До свидания, мистер…
– Уилсон.
– Да, я так и думала. Мы, наверное, больше не увидимся, я надеюсь, у вас все будет хорошо.
Я отвесил легкий поклон:
