А вдруг пожар? — пронеслось у него в голове. Он говорил об этом сыну миллион раз, но все без толку.
Если Джонатан там курит, а он не может этого отрицать, то опасность пожара еще больше.
— Джонатан, — громко позвал он. — Отвечай, Джонатан. Я знаю, что ты там.
От мертвой тишины за дверью его нервы натянулись. Теперь он по-настоящему разозлился. Он толкнул дверь, и она слегка подалась, но ее держала задвинутая щеколда.
— Идиот, — прошипел Эдвард.
Удивительно, как этой маленькой щеколде удавалось выводить его из себя. Мелочь, отделившая жизнь сына от его собственной. Это она не впускала его. От обиды к горлу подступила тошнота. Сейчас у него нет на это времени. Только не сегодня утром. Наличие задвинутой щеколды глубоко его оскорбляло, и ему хотелось бросаться на дверь и колотить изо всей мочи, и к черту головную боль. Но он не поддался порыву.
Надо держать себя в руках, сказал он себе. Отличная, в общем, дверь, если не считать этой дурацкой задвижки. Если он ее выломает, то дерево, чего доброго, треснет.
Эдвард снова постучал:
— Ради бога, Джонатан. Только отзовись, чтобы я мог сказать твоей матери, что ты жив.
Тишина.
Эдвард с раздраженным восклицанием отпустил ручку. Хватит, надоело! Если дверь заперта, то Джонатан внутри. Он шагнул к лестнице.
Пока он завтракал, раздалось полдюжины звонков, в том числе один от Иена Урхарта. Все радуются, говорил Иен. Как будто партия победила на всеобщих выборах. Но заметь, подумал Эдвард, что выиграть на севере место для тори — это почти то же самое.
После взаимных поздравлений Иен осторожно поинтересовался, не хочет ли Эдвард дать сегодня парочку интервью. Иен был достаточно смышлен, чтобы догадаться, что у Эдварда похмелье после вчерашнего. Конечно хочет, кисло ответил Эдвард, но смотря кому и о чем.
Джиму Коннелли из «Ньюс».
Эдвард скорчил гримасу. Придется срочно выздоравливать, чтобы быть в форме для свидания с Коннелли.
К полудню наконец появилась Фиона. Эдвард разбирал почту на кухонном столе.
— Ты неважно выглядишь. Голова болит? — заботливо поинтересовалась Фиона.
Он поднял глаза от бумаг:
— Я выгляжу в сто раз лучше, чем она.
Мораг, которая сидела сгорбившись над тарелкой кукурузных хлопьев, ничем не напоминала себя вчерашнюю. Она даже не оценила его замечания.
— У меня тут интервью в два часа, — с раздражением сообщил Эдвард. — Надеюсь, она к тому времени уберется отсюда.
— Я ее организую, — пообещала Фиона. — Джонатан так и не появлялся?
— Нет.
Эдвард продолжил свое занятие, а Фиона устало вздохнула.
— Пойду приму душ, — сказала она.
Он думал, она оставит его в покое, но не тут-то было.
— Пожалуйста, пойди и подними Джонатана и отправь его в ванную. Пусть наденет что-нибудь человеческое. Ты же не хочешь, чтобы пресса подумала, что сын у тебя дебил?
Эдвард проводил жену взглядом. Если наш сын дебил, думал он, то в этом наверняка вина Фионы. Он где-то читал, что мальчик наследует мозги (либо их отсутствие) от матери.
Он снова поднялся по лестнице, полный решимости на этот раз войти в комнату, даже если придется сорвать дверь с петель.
Музыка играла еле-еле, но теперь, когда шум в голове прекратился, Эдвард определенно ее слышал. Наверное, Джонатан сидит там, нацепив наушники, и потому глух к его призывам.
— Джонатан! Я к тебе, Джонатан!
Эдвард пригнулся и резко двинул плечом в дверь. Щеколда, отскочив, шлепнулась на пол, а дверь распахнулась. В комнате было смрадно от сигаретного дыма. Урезав вдвое выдаваемую Джонатану на карманные расходы сумму, он-то надеялся положить конец этой привычке.
Эдвард быстро подошел к окну, поднял шторы. В комнату хлынуло солнце. Но голове от этого не стало легче. Он дернул шпингалет, с громким «ну вот!» распахнул окно и обернулся к кровати, готовый броситься в схватку. Все было так, как он и думал. Придурок уснул с наушниками в ушах, поставив свой компакт-диск в режим бесконечного проигрывания.
Эдвард шагнул к спящему, сорвал с его головы наушники и отбросил одеяло. Джонатан не пошевелился.
Мальчик уснул, не раздевшись. Он лежал на боку, подтянув согнутые колени к груди и сунув руки между ними. Когда Эдвард увидел эту позу зародыша, гневные слова застряли у него в горле. Джонатану было пятнадцать лет, но сейчас он казался пятилетним.
Эдвард осторожно коснулся его плеча, потом встряхнул. От страха у него свело все внутренности. Одна рука сына вдруг выскользнула и упала на кровать. Теперь голова Джонатана была повернута к нему. Эдвард тупо уставился в искаженное гримасой лицо. Бескровные губы растянулись, открывая оскал зубов, синие веки были закрыты. Кожа под дрожащими пальцами Эдварда оказалась холодной и липкой, как слизняк.
Он повернул сына на спину и сильно встряхнул, охваченный паникой:
— Джонатан! Проснись, Джонатан!
Голова Джонатана снова упала на грудь, а Эдвард, спотыкаясь, ринулся к двери, с рвущимся из горла криком: «Скорую»!»
Из спальни прибежала Фиона. Позади стояла Мораг, зажимая рот ладонью. Но это не помогло заглушить ее жуткий пронзительный визг.
Когда четыре часа спустя Эдвард открыл входную дверь, навстречу ему из кухни торопилась Эми, с мертвенно-бледным лицом. Странно, подумал Эдвард, что он никогда раньше всерьез не задумывался об Эми, о ее месте в их жизни.
Когда она спросила, как себя чувствует Джонатан, он пожалел, что не позвонил ей. Ведь все это время она здесь волновалась.
— Он все еще очень слаб, — ответил он. — Ему сделали промывание желудка, а сейчас проверяют на наличие повреждений печени. Это парацетамол, видите ли, — объяснял он голосом молодого врача, который с ним разговаривал.
— Боже мой, боже мой! Бедняжка!
Эми была вне себя от горя. Для него Эми всегда была уборщицей, которая могла покормить детей ужином, когда они с Фионой поздно возвращались, и вообще присмотреть за ними в случае чего.
Она плакала, комкая в руках насквозь промокшую бумажную салфетку.
— Ну что вы, что вы, — глупо пробормотал он.
Эми была с ними с тех пор, как родился Джонатан. Фиона время от времени приглашала какую-нибудь няньку, когда отправлялась играть в бридж, в теннисный клуб, в спортзал, но от этого не было проку. Дети все равно торчали на кухне, у Эми. Эми заботилась о них, всегда была им рада. Она, осенило Эдварда, была им матерью.
— Давайте, Эми, — он неловко положил руку ей на плечо, — приготовьте нам по чашечке чаю.
Она встала, обрадовавшись возможности заняться делом.
— Да, да, конечно, мистер Стюарт. Я думаю, вы проголодались. Я держу для вас отличный кусок говядины.
