Он продолжал свою тираду:
– Мы не имеем права шляться по местам убийств.
– Как раз очень здорово, что я там шлялся. Иначе они и продолжали бы копаться всего лишь в перчатках и масках.
– А ты прибежал и начал размахивать руками и орать, что сейчас они все умрут?
– Вовсе и не собирался говорить, что они все умрут.
– Они почему-то услышали именно это.
– Это уже их личное дело. За это я не отвечаю.
– Не прикидывайтесь дурачком, доктор. Сами прекрасно знаете, что отвечаете.
Ферлах тоже не сдержался.
– Мои люди сейчас из последних сил отмахиваются от звонков муниципальных служащих из Кэрролла. Тебе удалось здорово их всех напугать, Нат.
– Я к этому и стремился.
Ну, спасибо, Херб, поддержал.
– Доктор Маккормик, – официальным тоном продолжал Тим. – Большинство ваших инстинктов положительны. Большинство. Но в данном случае вы совсем вышли из-под контроля. Неужели вы действительно так чертовски озабочены – да, чертовски озабочены выяснением этого дела, что совершенно не отдаете себе отчета, какие проблемы создаете всем нам? Центру контроля. Местному департаменту здравоохранения. Да и самому городу, в конце концов. Неужели вы настолько чертовски ослепли, что не в состоянии увидеть картину в целом? Ну так как же, доктор?
Я сидел красный – даже не как рак, а еще краснее. Неожиданно меня прошиб пот. Изо всех сил я сжал под столом руки.
– А этот звонок с телефона Дугласа Бьюкенена. Сколько еще вы собирались хранить свою тайну? А я должен узнавать об этом от доктора Ферлаха, который тоже совершенно случайно об этом услышал – просто потому, что разговаривал с детективом?
Тиму не сиделось на месте. Он подскочил, начал шагать по комнате и чесаться, словно шимпанзе. Мне уже доводилось видеть его раздраженным. Но до такой степени – никогда.
– Вы отталкиваете всех, с кем имеете дело. Полицейские из Кэрролла жалуются, что вы прискакали, словно генерал на белом коне, и прогнали их с собственного места расследования.
– Но они же сказали, что уже закончили…
– Это не важно. Зато сейчас они утверждают, что вы все испортили. Отобрали у них труп и отправили его в Балтимор. Задумайтесь-ка, доктор. Они так недовольны вашими действиями вовсе не потому, что считают их неправильными. Они выступают против вас потому, что вы им не нравитесь. Даже тот человек из балтиморского департамента полиции, который с вами сотрудничает, пытается отделаться от вас как можно скорее, потому что знает, что ему еще долгие годы предстоит иметь дело с коллегами с севера.
Теперь Тим принялся изо всех сил чесать затылок.
– И кроме того, с какой стати вы зациклились на одном этом парне?
– Но он же переносчик инфекции, Тим.
Неожиданно я понял, что не говорю, а ною.
– Что, даже сейчас?
– Взгляни на карту. Посмотри на схему контактов. Он же в самом центре…
– Дело в том, что я не могу на них посмотреть, потому что они не закончены. А ты, вместо того чтобы заниматься делом, бегаешь вместе с полицейскими там, где тебя вовсе не просят.
Справедливо.
Тим никак не мог успокоиться.
– Ну хорошо, даже если так. Даже если он действительно находится в центре всей этой заварухи, если он – первый, то почему же он сам не заболел?
– Разница в инкубационных периодах.
– Не может такого быть. Судя по всему, болезнь развивается достаточно быстро – через две недели инфекция уже в разгаре. В этом случае он не может оказаться переносчиком.
– Он сам может иметь иммунитет. Просто передавать вирус.
– Вряд ли, Нат, вряд ли. Каково процентное соотношение людей среди переносчиков геморрагической лихорадки?
– Очень низкое.
– Верно. Так что шансы здесь незначительны. Дело сложное, и необходимо как можно рациональнее распределять ресурсы. – Он твердо, в упор посмотрел на меня. – Часы, потраченные на чисто полицейскую работу, – не лучшее использование драгоценного времени, так ведь?
Я промолчал.
– Вы согласны, доктор Маккормик?
– Вынужден согласиться.
– Спасибо. – Он встал. – Учитесь посвящать время более важным вопросам. Например, Бетани Реджинальд. – Голос Тима звучал ужасно противно, словно он воспитывал детсадовского ребенка. Потом он взял со своего стола какой-то лист бумаги и протянул мне. – Взгляните на это.
Я посмотрел на листок. Схема контактов, прямоугольники и линии.
– Да.
– Что видите?
– Вы же сказали, что схема не закончена.
– Что именно вы видите, доктор?
Да, Тим действительно не зря ко мне так прицепился.
– Я вижу Бетани Реджинальд.
– Действительно, Бетани Реджинальд. Именно она, а вовсе не Дуглас Бьюкенен оказывается в центре этой схемы. Он развернул карту: те два места, где Бетани проводила больше всего времени – пансионат «Раскрытые объятия» и дом престарелых «Миллер-Гроув», – отличались самой высокой концентрацией заболевших.
Тим продолжал:
– Итак, Бетани больна, верно? С этой женщиной явно что-то не так. Если бы сегодня утром вы остались здесь, то узнали бы, что она имела связь с мужчиной по имени Роджер Эпштейн, который, в свою очередь, встречался с Деборой Филлмор.
Тим снова вернулся к схеме контактов и провел извилистую линию от Бетани Реджинальд к Деборе Филлмор, при этом минуя Дугласа Бьюкенена. Потом принялся нервно чесать собственную шею.
– Черт возьми! – выругался он. – С меня уже не спускает глаз начальник подразделения. И сам директор центра задает всякие вопросы. – Тим снова уселся за стол. – Обстановка накаляется, Натаниель, становится действительно жарко. Слишком жарко для того, чтобы проявлять подобное безрассудство. Мы находимся здесь по приглашению местных властей, и боюсь, что уже злоупотребляем их гостеприимством.
Я взглянул на Ферлаха – тот сидел, неподвижным взглядом уставившись в стол.
– Херб, неужели я действительно настолько ужасен?
Он прямо посмотрел мне в глаза и ответил так, как только и мог ответить этот вояка – прямо и откровенно:
– Здесь слишком сложная обстановка, Нат. Чтобы знать, как обращаться с разными людьми и учитывать всевозможные условия и обстоятельства, нужен опыт.
Мы помолчали. Первым заговорил я:
– Если меня не будет там, в самой гуще событий, Тим, то заболеет еще масса народу.
– А еще больше народу заболеет, если ты будешь здесь. – Он снова почесал шею. – Вот потому-то я тебя и убираю из этого дела. Целиком и полностью.
