— Ты не думаешь, что именно это и произошло? Вдруг она прокралась к нам вслед за тобой и решила похитить Джеймса?
— Нет, Мишка этого не делала.
— А кто же тогда?
— Не знаю, — тихо ответил Дэниел. Помолчав, он бросил взгляд на рисунок, лежавший у меня на коленях.
— Хочешь, помогу?
— Ну вот, опять ты за свое, — проворчала я.
— Ты о чем?
— Ты уходишь от моих вопросов, как все остальные. Если ты думаешь, что я глупая, слабая и ранимая, то ошибаешься.
— Я знаю, Грейс, ты вовсе не такая. — Он сдул непослушные пряди со лба. — Просто мне нечего тебе сказать. Так помочь тебе с домашним заданием или нет?
— Нет уж, спасибо. Хватит с меня прошлого раза.
— Я не то имел в виду. Мне теперь надо каждый день оставаться после уроков, чтобы выполнить программу художественного класса. Хорошо бы ты составила мне компанию, тогда Барлоу не будет все время стоять у меня над душой. Можно начать прямо сегодня. Я покажу тебе новые приемы, которым научился за эти годы.
— Не сомневаюсь, — вздохнула я, сделав вывод, что разговор о монстрах на сегодня закончен. — Только этот набросок все равно никуда не годится. — Я вырвала лист из альбома и хотела скомкать, но Дэниел поспешно выхватил его у меня из рук. Внимательно изучив эскиз, он спросил:
— Почему ты рисуешь именно это дерево?
Я пожала плечами.
— Барлоу велел изобразить предмет, который напоминает нам о детстве. Больше мне ничего не пришло в голову.
— Но почему? — настаивал Дэниел. — Подумай, какие свойства дерева ты пытаешься передать. Какие чувства оно у тебя вызывает? Чего ты хочешь, когда глядишь на него?
Я посмотрела на злополучное дерево. Перед глазами замелькали воспоминания.
«Тебя, — подумала я. — Я хочу быть с тобой». Оставалось только надеяться, что к скрытым талантам Дэниела не относилось умение читать чужие мысли.
— Помнишь, как мы спорили, кто залезет быстрее и выше? — спросила я. — А потом сидели в ветвях и любовались окрестностями. Казалось, стоит добраться до верхушки — и можно будет потрогать облака. — Я перекатывала карандаш между ладонями. — Наверное, я хочу пережить все это снова.
— Тогда чего мы ждем? — Дэниел отобрал у меня карандаш с альбомом. — Вперед!
Он заставил меня слезть с качелей и потянул к ореховому дереву. Я и моргнуть не успела, как он снял ботинки и быстро полез наверх.
— Ну, ты идешь? — насмешливо крикнул он.
— Ты спятил, — заявила я.
— Торопись, а то проиграешь! — Дэниел забрался еще выше.
— Так нечестно! — Я схватилась за самую низкую ветку и неуклюже подтянулась. Ноги отозвались ноющей болью, но я все же сумела подняться на пару метров вверх. Карабкаться по стволу было не так страшно, как ползти по стенке оврага, зато труднее, чем лезть на каменные ворота в Саду Ангелов. Раненая рука ничуть не облегчала мне эту задачу.
— Шевелись, копуша! — прикрикнул Дэниел, словно мы опять были детьми. Он забрался так высоко, как мне никогда не удавалось.
— Заткнись, не то пожалеешь!
Я полезла вверх сквозь древесную крону, пепельно-белая кора шуршала под моими ногами. Нас с Дэниелом разделяло несколько футов, когда слишком тонкие ветви начали опасно прогибаться подо мной. Я вытянула руку, пытаясь дотянуться до него — достать до неба, как в детстве, но поскользнулась и обхватила ближайшую ветку. Дэниел спрыгнул ко мне. От толчка по дереву прошла дрожь, и я покрепче сжала объятия, но Дэниел и глазом не моргнул. Он уселся в развилке ствола, болтая ногами в воздухе, и спросил:
— Ну, что ты теперь видишь?
Усилием воли я заставила себя посмотреть вниз. Перед моим взглядом предстали окрестности с высоты птичьего полета. Сквозь ветки виднелись крыши домов, из трубы Хедриксов шел дым. На пустыре, где мы с Джудом и Дэниелом когда-то носились, размахивая световыми мечами, ребята играли в уличный хоккей. Там же Дэниел, уступив моим назойливым требованиям, учил меня кататься на скейтборде. Я глянула вверх. Надо мной раскачивались тонкие прутья, еще выше простиралось голубое небо, подернутое облачной рябью.
— Я вижу все, например…
— Не описывай, лучше покажи! — Он вытащил из-за пазухи мой альбом и попытался передать его мне. — Рисуй все, что видишь.
— Прямо здесь? — Я все еще обнимала свою ветку. Как он это себе представляет? Я же упаду.
— Не выйдет.
— Не волнуйся. — Дэниел прислонился к стволу. — Иди сюда.
Я осторожно подползла к нему, он помог мне сесть перед собой и вручил альбом. Я прижалась спиной к его груди, и Дэниел обвил руками мою талию.
— Давай, — сказал он, — я буду тебя держать, пока не закончишь.
Я приложила угольный карандаш к бумаге. На миг меня охватило сомнение: что же я хочу нарисовать? Бросив взгляд в другую сторону, я обнаружила, что за сплетением ветвей почти не видно, как обветшал наш дом. Он снова показался мне уютным, надежным и гостеприимным, как прежде. Моя рука сдвинулась с места, быстро набрасывая образ: «Взгляд на дом моего детства с верхушки орехового дерева».
— Хорошо, — одобрительно сказал Дэниел, наблюдая за движениями карандаша. Пока я работала над эскизом, он хранил молчание, лишь время от времени давая советы. — Видишь, как солнце сверкает на флюгере? Сначала прорисуй темные участки.
И я рисовала, позабыв обо всем. Тонкие штрихи будто сами собой покрывали бумагу, пока мою руку не свело от усталости. Я остановилась, чтобы дать ей роздых, и Дэниел взял у меня альбом.
— Хорошо. Просто отлично. — Он ласково потерся носом о мою макушку. — Обязательно напиши то же самое маслом.
— Непременно, — фыркнула я.
Дэниел погладил меня по спине.
— По-прежнему недолюбливаешь масляные краски?
— Уже несколько лег к ним даже не прикасалась.
С тех самых пор как мать Дэниела забрала его от нас.
— Так ты ни за что не поступишь в Трентон.
— Знаю. Барлоу мне об этом весь год талдычит.
— Что я там буду делать один, без тебя?
Я резко отстранилась и свесила ноги вниз, чтобы удержаться на ветке. Дэниел рассчитывал, что в колледже мы будем вместе? Мысли о будущем, и тем более о наших отношениях, казались мне нелепыми. Собственно, можно ли это назвать отношениями? Да, мы держались за руки, прикасались друг к другу, встречались глубокой ночью. Только что из этого может выйти?
— Ты так и не объяснил мне, как работать с лаком и льняным маслом, — сказала я наконец. Дэниел обещал научить меня этой технике незадолго до того, как мать увезла его.
Кашлянув, Дэниел поднялся на ноги.
— Неужели ты об этом помнишь?
