Самое простое было выскочить и, срисовав незнакомца, уйти, переулком к Патриаршим прудам. Если тот действительно работает один, слежку можно считать безнадежно проваленной.
«А кто тебе сказал, что он будет следить?» — Максимов отметил, какие мягкие и скользящие шаги у незнакомца. Приближался умеющий красться к жертве, как зверь, прекрасно владеющий своим телом.
Максимов спустился вниз, потянул на себя тяжелую дверь.
Со времен кончины кооперативной забегаловки в полуподвал вкачали изрядно денег, решил он, осмотрев помещение. Зал по-прежнему разделяли на две половины огромные колонны, некое подобие сросшихся сталактитов и сталагмитов. Помнится, за них и за шершавые стены кафе прозвали «Грот». Деньги превратили убогую пещеру в уютный баварский погребок. Особый шик придавали неизвестно как пронесенные сюда просмоленные бревна, перекрещивающиеся на низком потолке. Новый хозяин, не мудрствуя лукаво, оставил бар на прежнем месте — в полусфере в дальнем конце зала. Максимов вскользь осмотрел зал — лишь один столик был занят парочкой — и направился сразу к стойке. Сразу же за ней, если не произвели глобальной перестройки, должен был находиться вход в подсобные помещения.
Максимов уселся на высокий табурет. Потянул носом. Отчетливый запах кухни шел из-за красной драпировки, закрывающей нишу. Запах был поблагороднее, чем в кооперативные времена, но тем не менее явно указывал, что запасной выход из этой норы есть. Придвинул к себе пластиковую карточку, пробежал глазами список того, чем здесь кормят и что это стоит, с поправкой на центральное местоположение, цены оказались вполне божескими.
Драпировка всколыхнулась, и, как на сцене, возник бармен. Лет тридцати, но уже с авторитетным брюшком, с наглыми глазками профессионала обсчета и недолива. Особой радости от появления нового клиента не высказал, но на лице все же изобразил некое подобие улыбки. Поправил бабочку, поправил чуть выбившуюся из брюк рубашку.
— Добрый день. — Он оценивающе посмотрел на Максимова, резво что-то скалькулировал в уме и принялся протирать глянцевую поверхность стойки. — Что будем пить?
— Кофе, коньяк. — Максимов демонстративно бросил взгляд на часы и добавил: — Посчитай сразу. — Интуиция подсказывала, что пользоваться местным сервисом придется недолго.
— Конечно, — кивнул бармен. Жестом фокусника выудил из-под стойки рюмку. Потянулся к выставке бутылок на стеллаже. Максимов кивнул, когда рука бармена выбрала нужную. Последовал обряд переливания из мензурки в рюмку, после чего завозился у кофеварки.
Максимов прислушался к себе, тревога все нарастала, но никаких изменений вокруг, если не считать мельтешения бармена, все еще не было.
— Вот и кофеек. — Бармен ловко поставил перед Максимовым чашечку. Смахнул тряпкой невидимую пыль. Сейчас он напоминал актера, после дикого похмелья медленно входящего в роль.
Максимов отметил, что бегающие глазки у него действительно что-то подозрительно розовые, очевидно, пьет на работе в немереных количествах.
— Спасибо. — Максимов достал из нагрудного кармана рубашки деньги, купюра словно сама собой исчезла со стойки.
— Что-нибудь еще? — отвлек внимание бармен, явно не собираясь пробивать чек в кассе. Протер и поставил перед Максимовым пепельницу.
Максимов полез в карман за сигаретами, но плавным движением вернул руку на стойку. Негромко хлопнула входная дверь.
В подвале стоял полумрак, лишь пятачок перед стойкой ярко освещали лампочки, вмонтированные в потолочную балку, поэтому в зеркале за спиной бармена Максимов не разглядел, кто вошел. Но по выражению лица бармена понял, что особой радости от появления нового посетителя тот не испытал. Скорее тревогу. Растущую с каждой секундой.
Максимов опустил одну ногу на пол, чуть отклонился, готовясь повернуться и встретиться взглядом с подходившим со спины.
Бармен, находившийся прямо перед Максимовым, вдруг охнул и отпрянул к стеллажу. Жалобно треснул бокал, выпушенный барменом из рук. На его белой рубашке чуть левее кармана проступило красное пятнышко. Словно спелой вишней попали.
А дальше пошло кино в замедленной съемке… Максимов плавно соскользнул с одноногого сиденья, развернулся. Противник уже был совсем рядом, тянул растопыренную пятерню. Максимов выбросил руку, вцепился в мизинец, до хруста заломил. В полосу света вплыло толстое лицо с разинутым в немом крике ртом, глаза удивленно пучились из орбит. В захвате Максимова палец остро хрустнул, как переломленный карандаш, от боли противник просел на ногах, и тогда Максимов ударом ноги вышиб весь воздух у него из груди. Качнулся к стойке, хлестким движением послал пепельницу в голову второго, успевшего принять боксерскую стойку. Реакции у боксера не хватило, блестящий диск врезался в лысую голову и круто ушел вверх. Максимов нырнул вниз, провернувшись на опорной ноге, подсек под пятки, противник оторвал руки от залитого кровью лица, взмахнул ими, пытаясь удержать равновесие, Максимов пошел на добивающий удар, но тут из полумрака раздался отчаянный рев и следом — вспышка. Что-то вжикнуло в воздухе и с треском врезалось в стойку. Только потом бабахнул выстрел.
Под аккомпанемент второго выстрела Максимов взвился в отчаянный кувырок через стойку. Приземлился на что-то мягкое, и сразу же сверху посыпался дождь из осколков. Прямо перед глазами оказалась белая рубашка бармена с торчащим из красной капли штырьком. Максимов машинально вырвал его, и тут же под тканью забился темно-красный родничок. Максимов откатился в сторону. Бармен, очнувшись от болевого шока, накрыл рану ладонью и отчаянно заверещал. В ответ грохнул выстрел, раскрошив остатки зеркала. Максимов кувыркнулся вперед, стараясь пробить ногами то, что закрывала драпировка. Оказалось, угадал, ступни ударили во что-то твердое, он рывком собрался, вкатился через порог двери, молниеносно, одним движением оказался на ногах.
Повара на кухне замерли, изображая немую сцену «Налет санэпидемстанции на пищеблок». Даже показалось, пар над котлами временно застыл в воздухе.
— Лежать! — заорал Максимов, по опыту зная, что команду «ложись!» человек в экстремальной ситуации отрабатывает без излишних размышлений. Все дружно залегли. А за дверью уже ревели, как кастрируемые носороги. Потом в дверь стукнуло, будто гвоздь вколотили одним ударом. Глухо взорвался выстрел.
«Вперед», — скомандовал себе Максимов. Рванулся по скользкому кафелю к дальнему концу цеха, где чернела дверь. Из коридора пахнуло сыростью и картошкой. Он перепрыгнул через какие-то ящики, свернул за угол. Алкогольной внешности дядька тащил по полу мешок, оглянулся, затравленно вдавив голову в плечи. Максимов шлепнул растопыренными пальцами ему по глазам, ослепив ненужного свидетеля, в прыжке распахнул дверь и вырвался на свежий воздух.
Захламленный дворик еще тихо спал, не ведая о случившемся. Максимов осмотрел окна, наблюдательных старух не заметил. Быстрым шагом пустился через двор. По наитию не пошел сразу к выходу, а свернул к низкому заборчику, перегородившему проход в соседний двор. Не сбавляя темпа, перемахнул через него, отряхнулся, присев за грудой картонных ящиков. Острые стеклянные иголки набились в рубашку, искрились на солнце, на брючине красовалось огромное кофейное пятно.
