Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 40
Стратонов взял меня под руку и ввел в распахнутые ворота своего имения, и от ощущения его сильных пальцев, от зрелища, открывшегося перед моим взором, марш Мендельсона громовыми раскатами грянул с небес, и я твердо решила, что с этого плацдарма меня вышибут последней.
Да, дорогой Флор, счастье мое я нашла в нашей встрече с тобой…
Синеватый отблеск стекол теплицы, пунцовый, кровяной разбрызг клубники в зелени прополотых, будто пробритых грядок, ровные каре цветочных куртин – нарциссов, гладиолусов, тюльпанов; нежная, еще не заматеревшая сень сада, геометрические шпалеры кустов смородины, малины и крыжовника. Под пластиковыми куполками лениво наливались краснотой помидоры.
Здесь не пропадало ни одной пяди земли. Только перед самым домом сочно зеленел ровный травяной квадрат. Я показала на него Стратонову:
– Наверное, в жаркую погоду вы загораете на этом газоне?
Он усмехнулся, покачал головой:
– Дороговатый загар выйдет! Это кресс-салат, по-грузински трава называется цицматы. На рынке пучок выхватывают за тридцать копеек. Этот газон стоит тыщу в сезон…
Ах, извини, дорогой Флор, цветочек мой, я с порога сморозила глупость, а ты мягко поправил меня, не одернул, а ответил, как поэт, стихами:
Этот газон
Стоит
тыщу
в сезон…
– Не обращайте внимания, Флор Алексеевич, – попросила я. – Я так потрясена вашим садом, вашим участком – просто обалдела! Я такого никогда не видела…
– И не скоро увидите, – снисходительно заметил Стратонов. – Я вам, Наденька, так скажу: если бы наши героические труженики полей вкладывали в свое дело столько же рвения и смекалки, мы бы давно уже решили Продовольственную программу.
– Нисколько не сомневаюсь в этом, – искренне ответила я, потому что хорошо представляла рвение, затраченное на этой земле. И смекалки Стратонову, видно, не занимать.
– В том-то и дело, – сказал Стратонов, – все люди хотят ням-ням, буль-буль, а на земле пускай корячится дядя… За хороший заработок так, бывает, напластаешься за день, так накорячишься, что в глазах темно… А у лентяя сил да времени хватает только заработки наши сосчитать… Да и кажутся они ему впятеро… Хотя грех жаловаться: если попадется хорошая женщина, мы с ней на всю жизнь будем обеспечены…
– Флор Алексеевич, я хорошая женщина, – сказала я застенчиво, а он засмеялся:
– Поживем – увидим, – пригладил волосы белокурые на затылке и добавил: – Я с детства работаю, и главная для меня в человеке добродетель – трудолюбие. Тунеядцев ненавижу. И презираю. Человек в работе должен радоваться…
Я знала, что услышу это, я надеялась, потому что я – порядочная, трудолюбивая, физически здоровая, с мягким, покладистым характером. А иначе – зачем же было ехать на знакомство со Стратоновым?
– Давайте зайдем в дом, – предложил Стратонов. – Вам ведь переодеться надо, в этой комнате вам будет удобно…
Комната была маленькая, голубая, светлая, с отдельной крохотной верандой. Вход в комнату был из большого, отделанного деревом холла с камином. Из холла вела дверь в белую кафельную кухню. А на второй этаж поднималась широкая лестница. Там, на втором этаже, должны быть покои Флора Алексеевича. Если мы поженимся, он поднимет меня на второй этаж, в свои апартаменты.
Я поймала себя на мысли, что немного побаиваюсь его.
А Стратонов, наоборот, любезно спросил:
– Наденька, а вы есть не хотите?
Ну, на такие покупки я не ловлюсь! Тоже мне, современная невеста – никак себя еще не показала, а уже уселась жрать…
– Нет-нет, Флор Алексеевич, не беспокойтесь, я позавтракала, я вообще поздно ем. – И трусливо добавила: – И мало совсем…
– Ну, захотите – скажете, – благодушно-веско кивнул Стратонов. – Я сам стараюсь не переедать, работать невмоготу. И женщина не должна много есть, это неэстетично…
– Почему? – робко поинтересовалась я.
– Да сам не знаю. Наверное, когда смотришь, как молодая миниатюрная женщина много и жадно ест, невольно возникает мысль, куда это потом все девается…
Нда-тес, оказывается, мой цветок еще и эстет в придачу.
– Давайте лучше что-нибудь по дому поделаем, – предложила я.
– Пожалуй, день идет, дела стоят, а в совместной работе люди лучше всего узнают друг друга. У вас есть с собой купальник?
– Есть. А что? – Я подумала, что Стратонов пригласит меня сейчас на пляж.
– В купальнике на даче лучше всего работать. Легко, тело дышит – загореть можно, и простирнуть потом купальник просто…
– Да, наверное, – согласилась я. Вот она, наша первая со Стратоновым близость: кому бы это я, кроме жениха, разрешила рассматривать не на пляже свою частичную обнаженность?
Но Стратонов глупостями явно не интересовался, он не стал рассматривать мои прелести, а вышел на воздух, и, торопливо переодеваясь, я слышала, как он гремит там какими-то железяками. Я сложила одежду на стуле, рукав куртки выпростала и положила сверху на брючину, а замок «молнии» на своей сумке отодвинула чуть-чуть, сантиметра на два. И пошла навстречу своему счастью. Стратонов стоял около горы навоза, рядом – садовая тачка на дутых шинах, в руках он держал совковую лопату.
– Надюша, вы видите эту яму? – Яма была огромная, как упокоище для братской могилы, заваленная наполовину прошлогодней палой листвой. – Соседи-дурачье жгут опавшую листву, а я свою собираю сюда…
– И что?
– А то, что сейчас мы с вами перевезем, скинем сюда фекал, сверху подсыплем торфа, закроем досками, а осенью позакидаем сверху новой опавшей листвой, за зиму с фекалом перегорит, и за гроши мы будем обеспечены прекрасным удобрением. Естественным!..
Для убедительности он воздел палец, и я обратила внимание, какие у него чистые руки с красивыми ногтями. Как учил Чернышевский: чистая грязь рук не марает. Фекал для удобрения нашего со Стратоновым сада – это чистая грязь. Да.
Он сунул мне лопату в руки и сердечно сказал:
– Ну, Надюша, с Богом – начинайте…
Я воткнула лопату в гору, подняла вверх и от неожиданности крякнула – неподъемной оказалась совковая лопата, полная коровьего фекала. А может быть, она мне такой показалась из-за того, что я хоть и трудолюбивая и физически здоровая, но не имею навыка в сельской работе. Вообще-то говоря, у меня в любой физической работе нет навыка. У меня только нрав мягкий и покладистый.
Половину фекала с лопаты стряхнула обратно, остальное кинула в тачку. И работа закипела. Двадцать лопат – тачка готова, пробежка по гладкой каменной дорожке до ямы, швырк туда прекрасное естественное удобрение, и – назад. Двадцать лопат – тачка готова…
Академик Амосов по телевизору просил нас ежедневно делать тысячу физических упражнений. Это необходимо нашему изголодавшемуся по труду организму. Чем бессмысленно махать руками и ногами – лучше таскать в яму фекал, который, как цемент, скрепит наше счастье со Стратоновым.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 40
