тебе, обещаю! Поедем туда! Брат Жером живёт в лесу, он наверняка сведущ во врачевании. У него есть травы!
Он продолжал уговаривать Фонтейна, и тот, наконец, сдался, хотя не из-за доводов Марка. Мучавшая его боль стала невыносимой, и вскоре он уже был готов на всё, лишь бы облегчить её.
— Показывай дорогу, — велел ему Марк и быстро спрыгнул с коня, но лишь для того, чтоб поднять факел. — Постарайся не терять сознание, слышишь? Если ты не укажешь мне путь, мы заблудимся, и я ничем не смогу помочь тебе!
Тихо подвывая, Фонтейн кивнул и махнул рукой в чащу леса. Какое-то время они ехали по нему, и Марк иногда тихонько встряхивал друга, чтоб тот не впал в беспамятство, однако, в какой-то момент почувствовал у себя на плече его неподвижную голову. Фонтейн больше не отзывался ни на зов, ни на толчки, и Марку оставалось лишь ехать по тёмному лесу в том направлении, которое было ему указано. В какой-то момент он подумал, что всё-таки заблудился, но тут в переплетении чёрных ветвей блеснула рыжая звёздочка огня, а через какое-то время деревья вокруг расступились, и они выехали на широкую поляну перед высоким двухэтажным домом с двускатной крышей. Тот огонёк горел в лампе над дверью, а в окнах нижнего этажа виднелся неяркий свет от очага и свечей.
Подъехав к крыльцу, Марк крикнул, призывая на помощь брата Жерома, и спрыгнул на землю, поспешно подхватив съехавшего с седла Фонтейна. Дверь отворилась и на пороге показалась низенькая приземистая фигурка канонника. Марк поспешно вошёл в зал, неся на руках своего друга.
— Что случилось? — встревоженно спросил брат Жером, глядя на него, а потом перевёл взгляд на Фонтейна.
— Не знаю, ему внезапно стало плохо, резкая боль в животе, — пояснил Марк. — Куда я могу его отнести?
— Сюда! — засуетился старик, указывая ему на лестницу. — Уложите его на постель в любой комнате. Других постояльцев сейчас нет. Я на кухню, сделаю отвар и приду!
Марк отнёс Фонтейна на второй этаж и распахнув ногой первую же дверь, вошёл. Он уложил его на широкую кровать и присел рядом, с тревогой глядя на бледное лицо друга, покрытое холодным потом. Он размышлял, что это может быть? Его отравили? Но Марк ел то же, что и он, и чувствовал себя хорошо. Может, это какая-то болезнь, которая сидела в нём и теперь дала о себе знать? Он задумался, пытаясь припомнить, не было ли раньше каких-то признаков такого недуга, но только покачал головой. Фонтейн всегда был здоровяком и на памяти Марка даже не чихнул ни разу. Все раны заживали на нём быстро, как на собаке, даже не воспаляясь.
— Иду-иду, — услышал он позади бормотание брата Жерома и тот вошёл, держа в вытянутых руках небольшой глиняный ковшик, от которого шёл ароматный пар. — Сейчас мы его напоим, и ему станет легче. Это травяной сбор, который устраняет воспаление и снимает боль. Очень действенный, уверяю! Наш настоятель с его помощью излечился от брюшных резей. А уж как они его мучали! Он не мог ни лежать, ни сидеть, неделями ничего не ел, только пил молоко. А теперь он совершенно здоров и предаётся чревоугодию, как в молодости. Это не слишком хорошо, но я к тому, что этот целебный отвар ему помог!
Он присел по другую сторону от Фонтейна. Марк приподнял друга за плечи и придерживал его голову, пока канонник деревянной ложкой вливал ему в рот отвар.
— Ну вот и всё, — удовлетворённо кивнул старик, отставив опустевший ковшик. — теперь ему нужен покой и крепкий сон. Он проспит до утра, а потом проснётся и ему будет гораздо лучше.
— Вы уверены? — с тревогой спросил Марк. — Может, лучше доставить его к лекарю?
— Его нельзя сейчас никуда везти! — воскликнул брат Жером.
— Что могло с ним случиться? Он всегда был здоров как бык, а тут вдруг его скрутило так внезапно.
— Возможно, это желудочный червь. Или заворот кишок. Или ещё что-то… От всех брюшных хворей помогает этот отвар. Не беспокойтесь, господин граф, ему скоро станет лучше. Да и вам следует отдохнуть. Вы очень бледны. Хотите поспать? У меня есть сонные травы, которые действуют мягко и навевают хорошие сны.
— Нет, благодарю, — покачал головой Марк и вдруг действительно почувствовал сильную усталость. — Просто эти дни были нелёгкими для нас. Много времени мы провели в седле, к тому же натерпелись страху. Но теперь всё это позади.
— Вот и хорошо! — обрадовался старик. — Идёмте вниз. Я принесу вам оленину и вино. Хорошая еда разгоняет тоску, верно?
И он поднялся, потирая ладошки. Они спустились вниз, и Марк сразу же сел за стол, а брат Жером ненадолго ушёл и вскоре вернулся с большой миской и кувшином. Когда его гость принялся за еду, он достал из шкафчика мешочек и плоское блюдо. Высыпав на него горсть какой-то крупы, он придвинул ближе свечу и принялся выбирать из неё испорченные зёрнышки.
— Когда его сиятельству графу де Фонтейну станет лучше, первое время ему нельзя будет есть обычную пищу, — пояснил он. — Нужно будет пару дней есть мягкую кашу. Это успокоит желудок.
— Я благодарю вас за заботу о нём, — проговорил Марк.
— Это мой долг. Именно для этого здесь и стоит этот старый дом, чтоб каждый бесприютный и страждущий нашёл тут кров и помощь. Вы в прошлый раз так внезапно уехали. Скажите, вы узнали, что случилось с бароном де Ретелем?
— Его убили, — ответил Марк, покосившись в окно, где было всё так же непроглядно темно. — На него наслали смертельное заклятие, и он умер.
— Это ужасно, — пробормотал старик, не прерывая своего занятия. — Как злы люди! Вы выяснили, кто это сделал?
— Его тётка, дама де Рошеруар.
— Она была странной, — заметил канонник. — Очень хотела выглядеть благочестивой, но на деле была завистлива и зла.
— Вы знали её?
— Да, она приезжала сюда довольно часто, чтоб помолиться в часовне на могиле святого Иолэйнда. Просила всегда об одном и том же: вооружить её на битву против тёмных сил. И вот сама оказалась такой тёмной силой. Она носила на поясе целую связку амулетов и образков разных святых, которые звенели при каждом её шаге. Разве можно так обращаться со священными предметами? Если вы не хотите спать, то, может, расскажете, что узнали? Мне ещё долго перебирать эту крупу, да и эта темнота на улице рассеется нескоро. Тёмный день только начался.
— Вы правы, — проговорил Марк и неспешно налил в старый оловянный кубок густое красное вино. — Мы расследовали это странное дело