Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
и тем же золотым, как предметом, имеющим значение подарка, вне зависимости от его цены, и блестяще разрешил вопрос сказав, что маленький певец может принять от меня золотую монету не как деньги, а как золотую вещь. Так мы и поступили, к общему удовольствию.
В субботу, еврейский раввин проявил изворотливость ума для обхода закона, запрещавшего взять от меня то, что я сам хотел дать; в воскресенье, православный священник постарался воспользоваться евангелием, чтобы получит от меня то, чего я давать не собирался.
Отстояв в православной церкви обедню, к которой меня усиленно приглашал накануне один из местных священников, я был не мало удивлен содержанием краткой проповеди, произнесенной им перед концом службы. «В некое время», – так приблизительно начал проповедник, – «Господь наш Иисус Христос пришел к Генисаретскому озеру и увидел рыболовов, моющих у лодок сети свои. Войдя в лодку одного из них, Симона, Спаситель предложил ему закинуть сеть в озеро, но услышал в ответ, что рыбаки всю ночь трудились напрасно, не поймав ни одной рыбы, и потеряли надежду на успех ловли. Однако, закинув снова сети по слову Спасителя, они вытащили великое множество рыбы, так что наполнили ею две лодки».
«Какой же урок почерпнем мы из сего события, возлюбленные братия?» – воскликнул с пафосом священник. «Очевидно для нас, что присутствие великого человека отменную пользу может принести тем, кого он посещает. Нам, благочестивые слушатели, в особенности должен быть понятен смысл выслушанного евангельского сказания: наш храм посетил сегодня великий человек мира сего, посланец царский, начальник нашей губернии. Будем же молиться и ждать от сего посещения великих и обильных для себя благ».
Когда я вернулся из церкви домой, мне доложили о приходе только что выслушанного мной духовного оратора. Он явился просить за сына своего, выгнанного отовсюду пьяницу, которому я должен был, по мнению его отца, предоставить место полицейского надзирателя. Отказ мой исполнить эту просьбу очень огорчил посетителя, который, по-видимому, был вполне уверен в благоприятном исходе задуманного плана.
* * *
Совершенно особое положение в Бессарабии занимает Измаильский уезд, вновь присоединенный к России в 1878 г., после войны с Турцией. Ранее, уезд этот входил в состав Румынии и разделялся на три префектуры – Измаильскую, Болгарскую и Кагульскую с главными городами тех же названий. Присоединение совершилось очень просто: образовали из трех префектур один уезд, фактическим начальником которого стал назначенный в том же году измаильский исправник Шульга, опытности и такту которого было предоставлено примирять и сообразовать оставленные в силе для Измаильского уезда румынские законы с общими законами Российской империи. Ни дворянских учреждений, ни земства, ни волостного и сельского управлений с земскими начальниками не было в Измаильском уезде, в котором сохранилось румынское коммунальное устройство. Каждое поселение, как сельское так и городское образовывало коммуну, в состав которой входили все владельцы земли и все жители поселений без различия состояния, классов и т. п. Исполнительный орган коммуны – примар, с коммунальным советом из 12 членов, вершил все дела самоуправления и выполнял те общегосударственные обязанности, которые передаются в России местным учреждениям.
Губернатор мало вмешивался в дела местного управления Измаильского уезда; те из них, в которых государственный интерес не был затронут, разрешались коммунами самостоятельно, а прочие зависели от исправника, заменившего бывших румынских префектов. К губернатору перешли, в отношении самоуправляющихся единиц уезда, функции королевской власти, а петербургское начальство совсем не касалось Измаила, и имело самое туманное представление об устройстве названного уезда. Однако, в министерстве внутренних дел не прекращалась забота о введении в Измаиле русских учреждений – земских начальников, волостей, дворянства и нового земско-городового положения, но государственный совет всегда отвергал такого рода проекты министерства под предлогом недоказанности и недостаточной обоснованности идеи о необходимости разрушить старый местный строй во имя общей нивелировки управления. Так и остался Измаильский уезд до сего времени исключением в русском уездном строе; ему, вероятно, суждено дождаться общей реформы нашего местного управления, если он опять, по какой-нибудь международной комбинации, не отойдет к Румынии, простирающей к нему материнские объятия через пограничную реку Прут.
Меня заинтересовало двойственное и неопределенное положение измаильских старообрядцев. Как известно, у нас в России, до самого последнего времени и господствующая церковь, и правительство беспощадно относились к старообрядчеству. В то время, как мечети и синагоги пользовались свободой существования и даже правительственной защитой, христианские костелы и кирки только терпелись; что же касается старообрядческих молелен и церквей, то их преследовали всевозможными способами. Особые доносчики, под названием православных миссионеров, внимательно наблюдали за тем, чтобы полиция не увлеклась сознанием близости старой веры и новой, или, вернее, ничтожеством различия между старым и новым обрядом, и не оказала преступного «попустительства старообрядческому доказательству». С этим последним термином у меня было немало возни в Измаиле. Местные старообрядцы, а их в уезде было не мало, оказали во время войны с Турцией значительные услуги русскому войску; неловко было, присоединив их к России, немедленно начать применение к ним мер в духе православного фанатизма. Появился хорошо известный всем старообрядцам секретный циркуляр губернатору с изложением высочайшего повеления запрещавшего слишком притеснять измаильских раскольников в их обрядах, пока таковые исправляются без смущающего православную церковь доказательства.
Я застал в своей канцелярии сведения и воспоминания об этом распоряжении, но самый циркуляр был уже изъят кем-то из моих предшественников и, ко времени 25-летия присоединения Измаила, к местным старообрядцам применялись обычные стеснительные меры.
«Оказательство» выставлялось против них, как опасное и всегда победоносное оружие. В самом деле, пусть кто-нибудь попробует звонить в колокола без оказательства, идти крестным ходом вокруг церкви. Кончилось тем, что при энергическом содействии местного «миссионера» – этого всем ненавистного представителя православного иезуитизма и православного инквизиционного духа, измаильское старообрядчество сравнялось с российским и даже было в худшем положении, так как оно сознавало себя более обиженным, лишенным обещанной ему русским правительством терпимости. Полиция, конечно, как это всегда бывает, применялась к задаваемому духовным начальством тону, и в результате получалась, например, такая картина.
Местный старообрядческий архиерей, уважаемый старик, рукополагавший священников, духовный авторитет всех местных раскольников, собирался выехать в Румынию. По паспорту он числился мещанином Василием Лебедевым и, в качестве такового, должен был явиться за паспортом в полицейское управление, непременно лично. Его заставляли ждать некоторое время, после чего пристав возглашал во всеуслышание: «там Васька Лебедев паспорта дожидается, позовите Ваську». Архиерей входил и непременно выслушивал такой вопрос: «Тебе паспорт нужен? Получи».
Таким образом проявлялось «оказательство» русской правительственной власти в противовес оказательству раскольничьих обрядностей.
В Измаиле началось, обычное в России, применение правил о постройке и ремонте старообрядческих
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
