class="p1">Зато ездили на север, куда шло шоссе, пусть и не такое широкое, но по нему можно добраться до какого-то Красноуфимска. А уже оттуда – и до самой Перми, где по пути будет ещё штук пять живых поселений. Именно поэтому здесь, на пересечении дорог, и родилась ярмарка. Но север Сашу не интересовал.
– Иван Иваныч, а до Белорецка легко добраться? Вроде это недалеко отсюда на юг, – задал он заготовленный вопрос, который считал неопасным.
– Недалеко? – фыркнул Ермолаев, – Это ты на карте увидел? Недалеко только птице. Там дороги хреновые, паря. Никто не ездит. Даже тропинки заросли.
При фразе «только птице» Саша почему-то вспомнил страусов, пингвинов и киви. Интересно, есть ли они ещё? Такие до середины Днепра долетят, только если ими выстрелить из пушки. Игра была такая, про птичек. Последний раз он стрелял птичками по свиньям в Заринске, где имелось и несколько компьютеров, и пара «смартов» у важных людей. Пустырник сам предложил ему поиграть. Вскоре после боя за город, когда Саша восстанавливал силы, чувствуя себя не героем, а лишившимся всего одиночкой.
Но здесь вряд ли слыхали о таких «птицах».
– И осыпи бывают в горах, снег сходит со скоростью поезда. Пешком голову сломаешь. А кони или телеги не пойдут. Незачем. Охотники иногда ходят там. Но только летом. В горах холодно, дышать трудно.
– Это оттого, что высоко над уровнем моря?
– Какого еще моря, парень? До моря отсюда, как до Китая. Мы жизнь проживём и не увидим его. Нет. Просто после войны воздуха, говорят, меньше стало. И поэтому в горах тяжко. Даже там, где раньше проблем не было. А ты, видать, сильно переутомился… море тебе, блин, мерещится. Ладно, не кипятись. От такой жизни мы все стали ненормальные, – примирительно сказал хозяин дома.
Младший понял, что сморозил чушь, используя слишком сложные термины. Этот торговец, в отличие от доктора, не казался грамотным человеком. Хотя Ермолаева правильнее называть фермером, а не купцом. Слово «крестьянин» к нему тоже не очень клеилось.
А море тут было… но миллионов пятьсот лет назад. Так дед говорил.
– Ну, тогда до Уфы, – вспомнил Саша про другой форпост ордынцев. – Хочу в большой город перебраться. Может, там повезёт жизнь наладить.
– Ха! Рукастому и головастому везде хорошо. А вот лентяю и неудачнику… везде не фонтан. Но ты, кажись, не такой… Болтаешь много, но не бездельник. И не пустоголовый. Да, до Уфы проще доехать. Но ты уверен, что тебе оно надо? Именно сейчас? Время такое, понимаешь…
Иван Иванович помолчал, будто обдумывая что-то, потом решился.
– Заболтались мы с тобой. Давай к делу перейдём, Санька. Ты же гадаешь, зачем я тебя привёл? Ты мне нравишься. Без всяких. Иногда тебя заносит, но вижу, что ты мужик, а не дерьмо… как некоторые. У меня к тебе предложение. Тебе в Уфу надо? Одному идти – тяжело и опасно. Помогу. Свояк караваны водит. Пару раз за лето. Вот как дороги просохнут, да отсеемся, так и поедет. Вообще-то он кого попало в попутчики не берёт, но я за тебя попрошу. И продуктов на дорогу дам. А пока… Пойдёшь в работники ко мне на пару месяцев? Тебе же нужна работа?
Саша не знал, радоваться ему или нет. Вроде всё складывалось наилучшим образом, но он привык ждать подвоха. Вдруг опять попытаются поймать и под замок посадить?
– Ты что умеешь? Ремесло знаешь какое-нибудь? Крыши крыть там, печи ложить, по металлу работать? Может – столярничать? – не унимался фермер.
– Ничего из этого. Только грубую работу. Мешки таскать, воду, землю кидать и так далее.
– Негусто, – вздохнул Ермолаев, – Ну, лады. И такой труд я тебе найду. Только знаешь, что?..
– Что?
– Тех людей, которые тебя обидели… скорей всего, ты не найдёшь. Россия-матушка – большая. Ты даже не воображаешь, насколько. Орда тоже большая. Там десятки тыщ живут. А если найдёшь… извини, они тебя пальцем прихлопнут.
– Откуда вы знаете про мою обиду? – у Саши чуть челюсть не отвисла от такой проницательности сельского торговца мылом.
– Эх, ты. Я не первый день живу. У тебя на рожице всё написано. Таких, как ты – вагон. Все на ордынцев обижаются… и идут в Орду с жалобами. Но вместо компенсации садятся жопой на кол. У них это называется «кол-центр».
У Саши аж от сердца отлегло. Нет, не до конца понимал его купец! Не про месть подумал, а про кляузничество.
– Короче, бумажку свою жалостную выбрось. А лучше сожги. Не отвлекай серьёзных людей. А то обратят на тебя внимание, не обрадуешься.
– Да нету никаких жалоб. Просто шёл, искал, где лучше… СЧП не люблю, но жить как-то надо.
– Ну, тогда на хрена тебе дальше? Тут оставайся, – сказал Ермолаев. – Хватит бродяжничать.
Глядя в Сашкины удивлённые глаза, он выложил главный козырь.
– Ленке ты понравился. – И, не дожидаясь вопроса, пояснил: – Дочурке моей. Вдовая она, а деток трое, к нам вернулась жить. Одной с тремя малыми и с хозяйством разве можно управиться?
Сашка не мог вымолвить ни слова. От удивления.
– Ты не думай – она хорошая. Работящая, и из себя справная. И ненамного тебя старше. Тебе сколько?
– Ше… семнадцать… будет – выдавил Сашка.
– Семнадцать? – удивился Ермолаев – О как! Видно, жизнь тебя сильно била… Ничего, за одного битого двух небитых дают… На ярмарке она тебя увидела, ко мне прибежала, да как начала упрашивать, чтобы привёл тебя. Я сначала не понял, что она в тебе нашла. А вот пообщались, и думаю – может, и сладится у вас. Тебя только подкормить, отмыть, да переодеть… Ну-ну, не обижайся, это я по-отечески тебе говорю, без издёвки… Заходи, Лен! – почти не повышая голоса, сказал Иван Иванович, и дверь скрипнула.
За дверью она была и всё слушала, понял Саша.
Конечно, девушки его интересовали. Давно, лет с двенадцати. Он не видел ни одной с самого Заринска. Да и тогда, после гибели Киры, после всего, что случилось, он думал, что эта сторона жизни для него закрыта. А гляди-ка – стоило только узнать, что он приглянулся какой-то неведомой Лене, и сердце застучало быстро-быстро, и день заиграл новыми красками. Жизнь продолжается? «Надеюсь, ей не сорок, и у неё нет лишней головы», – сам с собой шутя, подумал Сашка, пока дверь открывалась. Хотя и знал, что это не так. Впрочем, ему и тридцать, и двадцать пять представлялось «зрелым возрастом».
Он постарался, чтобы лицо не выглядело глупым. Но всё равно непроизвольно улыбнулся – в ответ на простую и открытую улыбку молодой женщины,
