не позволил бы уволить Иру.
Профессор: Ха, если только генеральный не решил бы уволить вас обоих! А ещё Беатка попрекала Ирочку пышными формами. Глумилась, можно сказать!
Мартецкий: Это точно. И совершенно зря. Потому что Ира — идеал женщины.
Ядвига (ревниво): Вадик, а как же я?
Мартецкий (страстно): А ты — богиня! Ты вне конкуренции!
Я (чтобы не отставать): А я?
Мартецкий: Вы, Елена, восхитительная незнакомка, способная, я подозреваю, добавить нам проблем.
Профессор (желчно): Да-да. Вот-вот. Всё конспектируете, конспектируете… Добром это не кончится.
Я: Безусловно. И совсем не зря я конспектирую! Смотрите сами. Сначала вы хором заявили, что у Иры Ромоховой нет абсолютно никаких мотивов убивать Беату. И тут же накидали мне столько вариантов, что никаких сомнений не остаётся: убийца — Ира!
Ядвига (возмущённо): Да нет же! Послушайте! Ира никого не способна убить. Она — океан доброты.
Я: Зато этому «океану доброты» теперь не угрожает увольнение!
Мартецкий: Повторяю, я бы не позволил выгнать Иру. Генеральный прислушивается к моему мнению. Кроме того, Валерия Владимировна тоже всегда была готова прикрыть её своей грудью.
Профессор: Гораздо более скромной, чем у Иры.
Мартецкий: Да уж. По пышности и необъятности бюста у Иры конкурентов нет.
Ядвига: Вот вы негодяи! У вас одно на уме!
Я (разочарованно): Как жаль. Была такая внушительная мотивация. И всё рухнуло. Ладно. Честно говоря, из всей вашей компании, одна Ира мне и симпатична. Она хотя бы порыдала. А всех вас труп в салоне вроде бы и не волнует. Бездушные!
Мартецкий: Нет, Леночка, вы ошибаетесь! Мы не бездушные, а просто более сдержанные. Скупы на проявление эмоций.
Профессор (тихо): Вот же прицепилась. Сыщица доморощенная!
Ядвига: Николай Андреевич, вы опять грубите! А сами-то ничего не помните?
Профессор: Что?
Ядвига: Да то! Полгода назад вы гонялись за Беатой чуть ли не с бензопилой! Хотели у неё срезать пуговицу с фиолетового костюма!
Профессор (кисло): Не было такого.
Мартецкий: Было! Я тоже помню.
Ядвига: Эффектный такой костюмчик…
Мартецкий: Сильно обтягивающий!
Ядвига: С очень красивыми пуговицами. Вот, совсем как у Елены.
Профессор: И что вы себе вообразили?
Мартецкий: Я знаю, знаю! Ты очень злопамятный мальчуган. Небось, все эти полгода вынашивал идею, как прикончить Беату. Хотел отомстить.
Профессор: Чушь!
Мартецкий: Совсем не чушь! Ты действительно очень злопамятен. Помнишь, я тебе нечаянно чай пролил на клавиатуру? Так ты мне сзади незаметно штаны чикнул ножницами. И я полдня ходил позорился, сверкал волосатой ляжкой.
Ядвига: Не переживай, у тебя чудесная ляжка.
Профессор (вредно): Все вы — молодые, отвратительные придурки!
Ядвига: Нет, правда, Николай Андреевич! Из-за пуговиц вы превратились в натурального маньяка! Думаете, мы не знаем, зачем вы заняли у Беаты такую крупную сумму? Опять же, чтобы истратить на вашу коллекцию.
Профессор: Отстаньте, а? Я взрослый человек. И не обязан ни перед кем отчитываться.
Ядвига: Да вы весь коллектив затерроризировали! Страшно уже и в новом пальто прийти, если на нём вдруг оригинальные пуговицы.
Профессор (встрепенувшись): Ты купила новое пальто?
Ядвига: Вы как увидите какую-нибудь пуговицу, так у вас взгляд меняется. Даже Фредди Крюгер побоялся бы отказать вам. А Беата сглупила.
Мартецкий: Пять тысяч долларов долга… Плюс драгоценная пуговица…
Профессор: Ой, да отдал бы я эти деньги, отдал! Что вы привязались!
Мартецкий: Вот ты и попался, Николаша!
Профессор (ласково): Ядвигушка, девочка, так ты прикупила новое пальтишко? Наверное, такое лёгкое, весеннее, да? А кто производитель? Дизайнерское? Да, да? Я прав?
Ядвига ничего не ответила, только покачала головой. Повисла задумчивая пауза.
Я нервно оглянулась в поисках ножниц. Бог с ним, с итальянским костюмом, жизнь дороже.
31. Рейс 2579. Метод сократовской иронии
Лера продолжала работать. Она листала какие-то таблицы на экране ноутбука, завернувшись в плед и прихлёбывая кофе из чашки. А могла бы посмотреть фильм на мониторе, вмонтированном в спинку кресла, или послушать музыку, или поспать.
Труженица!
— Познакомилась, наконец, с профессором, — доложила я.
— Восхищена твоей коммуникабельностью, — буркнула Валерия и оторвала взгляд от экрана. — И что тебе не сидится? Носишься туда-сюда, как тушканчик. Неугомонная.
— Зато согрелась.
— И как тебе профессор Риенко?
— Мороз по коже. Какой он мизантроп! Да и вообще, думаю, у него не все дома.
— Что касается науки, он гений. У тебя глаза подозрительно блестят. Ленка, вы что, пили?
— Самую капельку, за знакомство. Скажи, а был ли у профессора мотив устранить Беату? Стервозная блондинка его ничем не обидела?
— Ты же только что общалась с народом. И тебе ни о чём не рассказали?
— Ой, да вы все такие скрытные! — соврала я, не моргнув глазом. Мне хотелось услышать версию Леры. — Так как? Беата ничем не обидела Николая Андреевича?
— Разве что денег дала. Пять тысяч долларов.
— Пять тысяч долларов! — притворно изумилась я. — Так он у неё занял?
Надо сказать, тут я использовала метод сократовской иронии. Он заключается в том, чтобы прикинуться полным валенком, предоставляя собеседнику право всё тебе разъяснить и разжевать, как малому ребёнку.
На эту уловку ведутся все без исключения: ведь так приятно почувствовать себя на голову выше собеседника, показать, насколько ты компетентен и осведомлён.
— Занял. Беата постоянно ему напоминала об этом. Но курс доллара в очередной раз прыгнул вверх, поэтому профессор всё никак не мог вернуть долг. Вся фирма была в курсе их сложных финансовых взаимоотношений.
— И чем же это не мотив?
— Тем, что слишком прозрачен. Во-первых. А во-вторых… Да, Николай Андреевич, конечно, безумно эксцентричен. Но не до такой степени, чтобы травить людей.
— Может, Беата ему ещё как-то насолила?
Лера пожала плечами.
— Ну, если только пуговицу для него пожалела.
— Вот! — воскликнула я. — Ты опять про какую-то пуговицу! Но ничего не объясняешь.
— Какая же ты настырная! Дело в том, что наш Николай Андреевич — страстный коллекционер пуговиц. И уже немножко сдвинулся на этой почве. Как сорока, тащит в гнездо всё яркое и необычное и аж дрожит от вожделения. А Беата ему отказала. Слёз, обид, слюней было море. Наш профессор ходил по всем кабинетам и жаловался на коварство блондинки. Но это было давно, где-то полгода назад. Согласись, пуговица — не повод для убийства. И Николай Андреевич слишком любит комфорт и атрибуты благополучной жизни, чтобы всем этим рисковать из-за мелкой обиды.
— Теперь понятно! — я картинно хлопнула себя ладонью по лбу. — Хорошо, что ты мне всё объяснила. Он и у меня просил. Даже вдруг показалось, что профессор сейчас вцепится зубами мне в грудь, чтобы отгрызть с костюма
