что Ирэн Виленская вручила императору карту с указанием месторождений «чёрной крови», и что якобы эти месторождения расположены в Стоглавой империи. Также человек писал, что во дворце видели младшего князя Дадиани.
Мужчина, прочитав донесение, немедленно сжёг его. Он умел читать между строк и понимал, что император, несмотря на его глупую уверенность в том, что он управляет ситуацией, далеко не дурак, и вряд ли теперь у кого-то появится возможность достать карту или «дотянуться» до этой женщины. Это буде невозможно, но… только не для него. И вскоре его люди получили указания:
— Внедрить человека в окружение Ирэн Виленской. Князя Дадиани необходимо убить, но так, чтобы было все были уверены, что это люди императора. Организовать беспорядки в Горном княжестве.
Большая игра, которая началась много лет назад, продолжалась.
***
После приёма у императрицы столица «взорвалась». На Ирэн, как конфетти из новогодней хлопушки, посыпались приглашения на разные обеды, ужины, салоны, балы по разным случаям.
Более того, к особняку наместника потянулись вереницей гости. Охрана не успевала отваживать, тем более что все они были благородного происхождения. Ирэн дала чёткое указание: «Дома никого не принимаю».
Не хотелось рисковать, в доме были дети, а в том, что местная аристократия бывает разная, Ирина уже убедилась.
Прасковья Валуевна, которая была всё ещё слаба после происшествия в монастыре, тоже никого не принимала, но одна дама всё-таки уговорила её принять.
Светлана Фёдоровна Алябьева прижимала платочек к глазам и ожидала в гостиной. Ей принесли чаю с маленькими пирожными. Повар господина Гайко славился на всю столицу своими кондитерскими талантами. И в другое время госпожа Алябьева не упустила бы случая попробовать эти маленькие зефирные розочки и корзиночки со взбитыми сливками, украшенные фруктами.
Сейчас же Светлане Фёдоровне было не до изысков, более того она даже не планировала очередной литературный салон, потому что в её семье случилось большое несчастье.
Господина Алябьева сняли с занимаемой должности главы мануфактур-коллегии. Но не это было самое страшное. Самое ужасное случилось, когда Александр Васильевич Алябьев узнал кто стал причиной немилости государя.
Бросил безутешную супругу и укатил в деревню. Содержание супруги было значительно урезано, в виду того, что вместе с должностью бывший глава мануфактур-коллегии лишился большей части дохода.
И теперь Светлана Фёдоровна не могла больше организовывать салоны, и шить новое платье каждую неделю.
Она рассчитывала получить от госпожи Гайко сочувствие и помощь.
А Прасковья Валуевна согласилась принять Алябьеву только потому, что ей очень хотелось понять, что сейчас говорят в высшем обществе столицы. После ранения госпожа Гайко пока сидела дома и никуда не выезжала.
— Что же ты, Светлана, — госпожа Гайко как обычно не церемонилась, пользуясь и своим положением и своим возрастом, — так мужа подвела
Светлана Фёдоровна зарыдала с новой силой.
Когда удалось немного успокоится, сказала:
— Сама не знаю, бес попутал, Прасковья Валуевна
Госпожа Гайко вздохнула:
— Распустили вас мужья, это же как называется, через «голову» мужа лезть в его коллегию.
Сама-то Прасковья Валуевна не гнушалась «помогать» мужу, но при этом она никому не вредила, а действовала исключительно в интересах своего супруга и его службы.
Поэтому госпожа Гайко считала себя вправе осуждать этих «недалёких»:
— И что же ты баб-то вредных слушаешь? Кто тебя только надоумил?
Алябьева рассказала, продолжая утирать слезы, что заезжала к ним графиня Балашова и от неё она и узнала, что едет в столицу некая Ирэн, которая её сыну жизнь испортила и всем остальным тоже может испортить.
— Я же как лучше хотела, — рыдала в голос Алябьева, — я думала, что графиня Балашова, она же важная дама, сестра главы государственного Совета. А здесь такая история.
Головой надо было думать, — отрезала госпожа Гайко. Помолчала мгновение, — А от меня чего ждёшь?
Алябьева снова зарыдала:
— Прасковья Валуевна, миленькая, помоги с баронессой Виленской договориться, пусть она за мужа моего императора попросит.
— Да ты что, сдурела, что ли, и не подумаю. Сама иди проси императора. И не приходи ко мне больше и к Ирэн не вздумай соваться.
Прасковья Валуевна встала и не прощаясь вышла.
— Вот же дуры столичные, тарахтелки, — подумала она, — Ирэн там бьётся и за себя, и за империю, а эти только языками трепать способные. Тьфу!
До бала, посвящённого закрытию выставки, оставалось три дня. Портниха, которую посоветовала Лиза Туманова, прислала готовые платья вместе с двумя модистками, которые здесь же подогнали всё что надо. Платья Ирине понравились, всё как она просила. Нарядные, богато украшенные, но в то же время довольно закрытые, так как она и хотела.
В массе приглашений, свалившихся на Ирину, удалось «откопать» приглашение в имение Строгановых и письмо от княжны Обуховой.
За завтраком Ирина спросила Путеева, что там намечается в имении, на что тот ответил, что будет «сватовство», и, скорее всего это Анна уговорила отца позвать Ирэн, поскольку ей нужна «поддержка».
А письмо от княжны Обуховой Ирину заинтересовало. Она хорошо помнила эту почти прозрачную «феечку с железными крылышками». Софья восхищалась тем, что Ирэн делает, писала, что очень бы хотела приехать к ней в Никольский, посмотреть на производства.
А заинтересовало Ирину то, что княжна приложила к письму описание идеи, которую она хотела сделать, но не имела возможности. Оказалось, что княжна Обухова хотела стать … доктором.
Ирина давно так не удивлялась. Вот такая небесно-цветочная фея и… доктором. Она писала, что когда решила выйти замуж за Балашова, то постаралась забыть эту идею, а вот теперь, раз уж так вышло, то хочет научиться.
Писала, что брат, конечно же против, поэтому просила Ирину не рассказывать никому о её мечте.
Ирина не стала удивляться, местные мужчины редко поощряли подобные увлечения женщин. Но девчонка ей понравилась, вот только брат её слишком эмоционально отнёсся к Ирэн. Возможно, он не разрешит ей посетить Никольский, но сама Ирина была не против.
К завтраку приезжал Виленский и пригласил её сегодня на свидание. Обещал новые
