Невесо-о-о-омо. Хочется обнимать и целовать всех вокруг. Весь мир. За то, что он такой прекрасный.
— Тая, где твоя сумка? — Рината останавливает меня и упирается ладонями в мои плечи, не давая ей себя обнять.
— Что? — я не понимаю к чему она вообще.
— Сумка твоя где? Ты же пришла на работу с сумкой? Или без? Или с пакетом?
— А! Да… — я стучу пальцем по губе. — Сумка! У меня рюкзак. Я прокручиваюсь на пятках и начинаю осматривать раздевалку. — Он там, — машу я в сторону своего боевого рюкзака, который прошел со мной столько испытаний.
Рината меня отпускает и возвращается в глубь раздевалки, затем она вешает мне на спину рюкзак, берет меня за руку и тянет в зал.
— А почему через зал выходим? — мне хочется быстрее посмотреть на вечернее небо, а не на всех этих богатых снобов. А ведь дежурный вход ближе.
— Потому что там Данилов. Хочешь, чтобы он увидел тебя такой? — шипит Рината и выводит меня в зал, я ей повинуюсь, шагаю за ней след в след, глядя себе под ноги и все еще пытаясь разобраться какая пара ног из двух настоящая, а какая нет, пока Рината не произносит: — А чего это Булатов вечером в воскресенье тут забыл?
Я мигом отрываю взгляд от своих ног и прослеживаю куда смотрит Рината.
Дамир! Дамир!
Какой же он красивый.
Надо срочно его обнять и поцеловать. Он же такой хороший. Такой прекрасный. Добрый. Сострадательный. Чу…
— Отпусти, — шиплю я на Ринату, ощущая, что она меня удерживает.
С силой освободив руку от ее захвата, иду в сторону Дамира. Очень быстро иду, словно лечу, наверное, все дело в четырех ногах, — мысленно хихикаю я.
— Тая?
Я не обращаю внимания на его удивление, а буквально наваливаюсь на него в попытке обнять.
— Да, что ты творишь? — зло шипит он и крепко сжимает мои запястья, не давая себя обнять. Я же неловко плюхаюсь к нему на коленки и тянусь к уху.
— Представляешь, у меня четыре ноги и оказывается с ними можно так быстро ходить, — смеюсь, а затем высовываю язык и легонько касаюсь им мужской шеи.
Он так притягательно пахнет, что я не могу устоять. А ведь еще днем я и представить не могла, что мне когда-нибудь выпадет такая возможность.
— Та-а-ак… — зло произносит Дамир и ставит меня на ноги.
Я недовольно хнычу. Хочу обнимашек. Но вместо них он поднимается и спихивает меня с себя. Впрочем, надуться я не успеваю, так как он крепко прижимает меня к себе, и на этом я успокаиваюсь.
Кажется мужчина что-то кидает на стол, а затем куда-то меня ведет. И говорит при этом не совсем хорошие слова, но мне совсем не обидно, ведь сейчас он рядом.
— Ты так вкусно пахнешь, — практически мурлычу я, когда мужчина пристегивает меня ремнем безопасности, и пытаюсь снова облизнуть его, но тщетно. Он уворачивается.
Еще и зубами так скрипит. Аж слышно. Мурашки бегут.
Машина трогается, меня вжимает в спинку сиденья, я закрываю глаза и… словно проваливаюсь.
Прихожу в себя уже у Дамира на руках.
Ура! Долгожданные обнимашки. Сладко улыбаюсь и снова проваливаюсь…
— Вот, выпей, — мне что-то тычут в рот, я уворачиваюсь. Запах и вкус отвратительные.
Дамир вкуснее.
— Я тебя сейчас под холодный душ отправлю, если не выпьешь.
— О, да! — взвизгиваю я. — Водичка. Хочу под водичку, вскакиваю и иду в неизвестном направлении.
Провал…
— Что за… — ахаю я, замерзая.
Я стою под ледяным душем. Зубы дрожат, тело пробивает озноб, пытаюсь вырваться, но кто-то держит меня за плечи.
Я поднимаю голову — Дамир.
На мгновение в голове проясняется. Мысли выравнивают свой ход, становятся четкими и ясными. Но только на мгновение, потому что стоит мне задержать свой взгляд на Дамире, как мысли мои снова становятся неразборчивыми. Превращаются в какое-то месиво из ослепляющего и сбивающего меня с ног желания.
Дамир тоже мокрый. Стоит рядом со мной. По его черным волосам, напряженным скулам, ровному носу и манящим губам стекают капли воды.
Я прослеживаю их путь и, кажется, что стекаю точно так же… только лужей у его ног.
Хочу к нему прикоснуться. Прямо сейчас. Провести рукой по оголенному телу даже несмотря на то, что смотрит он на меня зло. Недобро так, словно ненавидит. Мне не нравится этот его взгляд. Темный, непроницаемый. Никакого желания в нем нет, только порицание.
А ведь я не неразумное дитя. Я женщина!
Он должен во чтобы то ни стало увидеть во мне женщину.
Тело сводит судорогой. Дрожь становится все ощутимее. И вряд ли она от холода. Мне больше не холодно.
Дамир держит меня, видимо опасаясь, что я упаду или выйду из душевой, а потому он никак не ожидает, что я потянусь к нему и буквально наброшусь на его губы с поцелуем.
Сначала я слизываю воду, стекающую по его губам, а затем провожу по ним кончиком языка. И только потом позволяю себе больше — напористо ворваться языком в его рот и столкнуться с горячим языком.
Времени на то, чтобы насладиться своей властью Дамир оставляет катастрофически мало. Забирает у меня инициативу. Сжимает рукой шею, толкает к стене за спиной и с силой впивается в мой рот. Его большое горячее тело придавливает меня к мокрому кафелю, а руки блуждают по телу, сжимая грудь и задницу. Яростно, страстно, до искр из глаз и хриплых стонов, которые срываются из моего рта потоком.
Я тону в Дамире и больше всего боюсь, что он остановится. Прекратит меня трогать, не захочет продолжать и оттолкнет. И, словно читая мои мысли, он отстраняется, глядя на меня сквозь летящие капли ледяного душа.
Это все? Или… еще нет?
Глава 42
— Спи, — командует Дамир, скидывая меня на широкую кровать.
Приподнявшись на локтях, осматриваю комнату. Мы… где? У него дома? На тот дом, куда он меня в самом начале привез, эти апартаменты не похожи, потому что здесь нет его амбалов и слишком много света. Тут на нем не экономят.
Уложив меня на кровать, Дамир усаживается в кресло и берет в руки телефон, теряя ко мне всякий интерес. Будто это не он прижимал меня яростно к мокрому кафелю. И будто это не его язык орудовал у меня во рту еще какую-то минут назад.
Что все это значит? Он попробовал, и я его не заинтересовала?
— Я не хочу спать, — говорю упрямо, присаживаясь на кровати и скидывая с себя полотенце, в
