повел ладонь ниже, остановив на шее.
Пересилив острое желание сомкнуть пальцы, погладил по спине.
— Было лучше, чем с твоей старухой? — Поцарапала она ноготками по коже груди.
— Было иначе. Могла бы предупредить. — Добавил я с укором.
— Странно, — подняла она голову и посмотрела изучающе. — А где мольбы повторить?
— Я человек опытный.
— Это хорошо, — вздохнула она. — Люблю сильных волей. И плохо! — Спохватилась Таня и спросила строго. — Чем ты там три года занимался, пока я смотрела на тебя влюбленными глазами? Бесчувственный мужлан, хоть бы раз подарок принес, а не взятку.
— Чаще всего я пытался выжить.
— Вот не попал бы на свою службу, все случилось бы гораздо раньше. — Поерзала она.
Злая полиция и любовь с первого взгляда, угу. Ладно, так валяться еще долго можно, пора дело делать.
— Таня, я тут придумал, как порадовать тебя с утра.
— Утром ничего не хочется, — пожаловалась она, отстраняясь. — Все такое серое, скучное. Еще деканат этот. Аж злиться начинаю…
Наркоманочка-суккуба ты наша…
— Я про дело. Придумал, как вам шефа отдать.
— О, тогда радуй, — заинтересовалась Таня.
— Сможешь организовать пустой бланк с печатью и подписью декана? Так, чтобы никакого текста.
— Допустим. Зачем?
— У Анны Викторовны есть жгучее желание избавиться от запечатанного в ней беса. Ты ж про него в курсе? Вот. Представь, что у нее на руках появляется письмо от факультета, что такой ритуал разработан, со списком необходимой для ритуала дорогостоящей алхимии. Она возьмет реагенты у начальства, ритуал их бездарно спалит. Шеф начнет выяснять в чем дело. Там-то и выяснится, что письмо поддельное, нет и не было никогда такого ритуала. Реагенты, взятые у государства, исчезли, шум поднят — уже просто так не замять.
— Ну… Пока что твой шеф — жертва мошенников.
— Вот поэтому нужен чистый лист с подписью и печатью. Я письмо от факультета у шефа дома распечатаю, на ее принтере. Черновик письма спрячу на диске ее компьютера. Получится, что Анна Викторовна сама ритуал придумала, сама письмо распечатала, сама реагенты украла — если не все, то их часть. У вас же найдется среди ее коллег упрямый следователь, который не поверит в версию с мошенничеством и сможет добиться обыска?
— Хм-м, — кошкой потянулась Татьяна, улыбнувшись. — А ведь сработает. Там и прижмем. Умница. Люблю умных мужчин.
— Тогда с тебя лист с подписью и флешка с бланком универа.
— План настолько хорош, что ты в нем вроде бы даже и не нужен, — протянула она задумчиво.
— У Анны Викторовны домовой. Никакого криминала, подарок от студента. Без шума в квартиру только я зайти смогу.
— Ты что, думаешь, я бы тебя кинула? — Возмутилась Таня. — Я переживала, что скажет Ковен. Вдруг им покажется мало твоего участия.
— Ты уж замолви словечко. — Выдохнул я, скрывая злость. — Если что, я бы не против водить тебя в театр и чаще.
— Ты такой лапушка, когда волнуешься. Не бойся, мне и самой хочется чаще видеться.
Перебравшись под бок, Таня подняла над нами телефон, настроенный на селфи, и отщелкала несколько кадров.
— Правда, мы отлично смотримся?
После чего убрала телефон с компроматом к себе на тумбу.
— Угу. Тань, ты в душ сейчас, или я первый?
— Иди, я еще поваляюсь, подумаю. Надо же, домовой…
В спальню я вошел уже полностью одетый, с накинутой на плечи курткой. Еще влажные волосы не сильно волновали — убраться из квартиры хотелось сильнее.
— Закроешь дверь?
— Ты куда? — Удивленно посмотрела Таня, до того обнаженной листавшая что-то в своем сотовом.
— Это вам в деканате можно опаздывать, — улыбнулся я. — Мне к первой паре.
— Я бы тебе такси вызвала.
— Мелочи. Расслабься и отдыхай.
— Тогда просто захлопни дверь. За флешкой зайдешь в пятнадцать.
— Договорились. Пока, — кивнув, пошел я на выход.
— Ми-иша, — соблазнительно протянула Татьяна. — А ты хотел бы в мою ячейку Ковена?
Меня аж перекосило, хорошо спиной стоял. С ее-то контрактами? Увольте от этого свингер-клуба, мне еще дороги мои задние ворота.
— Было бы здорово, — заставил я обернуться на нее с мечтательной улыбкой, а потом представил, как все-таки сворачиваю ей шею, и улыбка наверняка получилась действительно искренней. — Было бы просто замечательно.
Осенью легко потеряться во времени — утром вечный сумрак под низкими облаками. Вечером из-за городской подсветки нет ночи и нет звезд. А этим утром был еще и туман — ночью потеплело, и белесое марево испаряющейся влаги окутывало квартал.
Я выходил из дома в семь двадцать, влился в людской поток, зная точно, что он рано или поздно приведет или к остановке, или в метро.
Когда подошел к университету, было уже восемь сорок. Каждый раз ощущение, будто кто-то крадет часы и минуты — хоть вслух отсчитывай каждую секунду, чтобы не обокрали. Отвлечешься, задумаешься — и все, нет получаса. Научиться бы прыгать из одной нужной точки к другой… С досадой цокнув, отмел лишнюю мысль.
А ведь выходило, что Поверенный все-таки существует — не соврал ведь и устроил-таки невеселую и очень короткую жизнь любителям топоров и платной медицины. Красиво выступил, с размахом — вот бы еще додумался грозно окликнуть выживших и ткнуть в мое фото: «вот этого — не трогать!». Забыл, наверное — большой человек, что ему такие мелочи…
Надо бы меры предпринимать, в самом деле — если не браконьеры убьют, так охотники на беса могут подсуетиться. Или еще какая шпана — с подозрением отметил я отчего-то довольно лыбящегося Петра, смотревшего в мою сторону от стены возле входа в университет. Рядом с ним двое сокурсников — если напрягусь, даже имена вспомню, но почти не общаемся. А то убьют, и даже не узнаешь, по какому поводу финка под ребром. Вдруг какой ковеновский ревнивец из-за Таньки порежет — тогда помирать совсем стыдно.
— Еще один день вещи посторожите, пожалуйста, — виновато улыбнулся я, отдав гардеробщице очередную шоколадку. — Квартира пока под вопросом. То ли останусь там, то ли нет. — Вздохнул я со всей искренностью.
Я, конечно, подстраховался и купил в магазине, где шоколадку брал, тот же самый шампунь, что и у шефа в ванной. После первой пары наскоро помою волосы для запаха — может, прокатит, и Аня не учует ничего лишнего. Только следователя обманывать — такое себе… Но не обманывать просто невежливо, мне ж на ее чувства не наплевать.
Девять часов; скамейки потоковой аудитории, исцарапанная библейским сюжетом парта — дерево и змей на ней, словно бы смотрящий из парты вверх. Бодрый лектор лет сорока, листающий слайды на проекторе под собственные комментарии хорошо поставленным голосом. У нас, насколько помню, только «зачет»
