ли, от чего и раздражался еще больше.
— Видите ли, Мартемьян Андреевич, — виновато потупила взор барышня. — Я не очень хорошая рассказчица. Но уверена, что если вы спросите графа, он вам с удовольствием повторит свой рассказ!
— Вы думаете? — насторожился жених, не понимая, в чем подвох.
— Конечно. Уверена, он будет очень рад оказаться вам полезным.
При этих словах явно о чем-то догадывающиеся Сикорский с Колчаком с трудом сдержали улыбки, а Зимин успокаивающе потрепал воспитанника по плечу.
— Как-нибудь в другой раз. А теперь нам, пожалуй, пора. Саша, ты ведь навестишь нас с Мартом?
— Oui, bien sûr, papa[4].
— Надеюсь, вы не будете возражать? — вопросительно взглянул на бывшего тестя каперанг.
— Нисколько.
— В таком случае, до встречи, дочь. Господа, честь имею!
[1] D'accord, grand-père (фр.) — Хорошо, дедушка.
[2] ВМУ — винтомоторная установка
[3] КУ — Коэффициент усиления
[4] Oui, bien sûr, papa(фр.) — Да, конечно, папа.
Глава 15
Так уж случилось, что все люди подвержены болезням. Неважно, хорошие они или плохие, бедные или богатые, принадлежат к высшим слоям общества или подметают улицы. Все болеют, стареют, а затем умирают. И что характерно, им это категорически не нравится. Именно поэтому появились легенды о вечно живущих богах и героях, над которыми оказалась не властна старость, а то и сама смерть.
Но сказки и былины — это одно, а реальная жизнь — совсем другое. Поэтому в императорской медицинской академии и других научных учреждениях лучшие умы России не покладая рук искали возможности излечения самых разных заболеваний. И именно сюда доктор Крылов с Колычевым привели робеющего перед обилием медицинского начальства Вахрамеева.
— Так вы утверждаете, что еще несколько месяцев назад этот человек страдал от хромоты и прогрессирующего артрита? — вопросительно посмотрела на молодого человека академик, гросс, разработчик вакцин и пенициллина Зинаида Виссарионовна Ермольева.
— Простите, я не специалист, — пожал плечами Март, — диагноз ставил доктор Крылов.
— Но как же вы в таком случае принимали участие в лечении?
— Видите ли, Зинаида Виссарионовна, — попытался вмешаться Павел, но целительница мягко остановила его.
— Коллега, вы же понимаете, что на ученом совете вас поднимут на смех?
— Но что делать?
— Нужны тщательные исследования под присмотром ведущих специалистов, имеющих несомненный авторитет в научном мире….
— Нет! — решительно возразил Март.
— Что, нет?
— Я не согласен передавать технологию лечения кому бы то ни было!
— Но у вас еще нет «технологии»!
— Есть. И мы в любой момент готовы ее продемонстрировать.
— Даже так?
— Конечно, — глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, Колычев. — Скажите, у вас есть пациенты, давно находящиеся под наблюдением и чей диагноз не вызывает у вас сомнений?
— Конечно. Но что вы предлагаете?
— Вы проведете комплексное обследование этого человека, после чего передадите нам. Мы проведем курс лечения, после чего вы снова его осмотрите. При таком раскладе, полагаю, результат будет трудно подставить под сомнение?
— Только в том случае, если будут улучшения.
— Конечно.
— Знаете, молодой человек, на это уже я не могу пойти. Ваши методы не апробированы. Что, если вы…
— Угробим вам пациента?
— Грубовато, — поморщилась Ермольева, — но в целом верно! И категорически недопустимо!
— Так ведь не обязательно давать нам какого-нибудь генерала. Пусть это будет простой человек.
— Вот как? Стало быть, «угробить простого человека» вы грехом не считаете?
— Зинаида Виссарионовна, — дернулся Крылов, отчаянно делая знаки, чтобы его товарищ не зарывался. — Мой друг вовсе не это имел в виду,
— Мы уверены в своей методе! — мрачно ответил целительнице Март.
— Хорошо, — неожиданно согласилась она. — У меня есть для вас пациент. Это рабочий с одного из предприятий вашего однофамильца. С ним произошел несчастный случай на производстве. И так случилось, что именно его оперировали в присутствии большого количества людей. У нас был консилиум, на который собрались светила нашей хирургии — главы кафедр и профессора академии. Там же в качестве зрителей и присутствовало множество ординаторов и студентов. В общем, эпикриз хорошо известен, и его будет практически невозможно оспорить.
— А что за операция?
— Ампутация ноги, извлечение инородных предметов из брюшной полости, — начала перечислять Ермольева.
— Вы что хотите, чтобы я ему ногу вырастил? — возмутился Март.
— А вы можете? — вопросом на вопрос ответила целительница.
— Нет, конечно, во всяком случае, пока…
— В таком случае, сделайте то, что возможно. А мы посмотрим. И да, денег у него нет. Вы ведь о них беспокоились?
Последние слова Зинаида Виссарионовна произнесла почти с презрением, решив, что «молодое дарование», которое привез в Петербург Крылов, заботится только о своем благосостоянии. Но тут уж ничего не поделаешь, даже самые благоуханные цветы прорастают на обычном навозе. Если в методе этого Колычева есть рациональное зерно, она его вычленит и пустит на благо людям. Если же нет…
— Дозвольте сказать, барыня, — прервал ход ее размышлений старавшийся до сих пор помалкивать Вахрамеев.
— Что, простите? — удивилась Ермольева.
— Я человек простой, — продолжил бывший абордажник, — а потому, если чего не так ляпну, уж вы не обессудьте. Только зря вы на крестника моего смотрите, будто на мошенника какого. Я и впрямь на царской службе здоровье свое оставил. И охромел, и руки гнуться перестали, и спина как не своя была. А Мартемьян с доктором Крыловым меня на ноги поставили. Ей богу, будто сызнова на свет народился!
— Вы его крестный отец? — удивилась Зинаида Виссарионовна.
— Больше, чем отец, — вмешался Март. — Дядька Игнат меня спас. Из развалин дома вытащил после японской бомбежки.
— Понятно, — кивнула целительница. — Тем больше причин устроить проверку с посторонним человеком. И не надо называть меня барыней!
Пациент, или точнее подопытный, на первый взгляд показался Марту глубоко пожилым человеком, но, судя по данным медицинской карты, ему едва миновало сорок лет. Несмотря на отсутствие ноги и серый цвет лица чувствовалось, что прежде он был силен. Но теперь худые перевитые венами руки беспомощно лежали поверх одеяла, а будто присыпанные пеплом глаза выражали полнейшую безнадегу.
— Как вы себя чувствуете, Петр Михайлович? — участливо спросила Ермольева.
— Покуда живой, — безучастно отвечал тот.
— Я смотрю, вас родные
