— Савина, принимай улов!
Лизочка с кислым выражением лица сидела за столом в углу, обрабатывала кипу каких-то бланков и Захаровым счастьем не прониклась.
— Это что еще такое? Только я стол продезинфицировала, как ты кидаешь на него какую-то гадость! Вот сам теперь мой все заново!
Захаров, не обращая внимания на Лизочкино ворчанье, подошел, убрал в сторону бланки и уселся на край стола.
— Ладно тебе вредничать, подруга! И с какой стати ты сама столы намываешь? Практикантов тебе дали? Дали. Вот они пусть моют. Надо уметь руководить: все дела, которые могут делать подчиненные, должны делать подчиненные. Те дела, которые подчиненные делать не в состоянии, тоже необходимо поручить им же, дабы обеспечить их профессиональный рост. А самой сидеть в кресле и осуществлять общее руководство, а именно: дрючить и шпынять бедолаг. И бумажки твои пусть практиканты заполняют.
Лизочка, не отрываясь от писанины, фыркнула.
— Ну, Юрка, ты и сказанул! Да разве практикантам можно доверить хоть что-нибудь?! Отчеты заполнят так, что не разберешься, да еще все потеряют. Даже мыть доверить нельзя: все будет в стафилококках и синегнойных палочках. Плавали, знаем! Самой все приходится делать.
— Брось! Отчеты никто не читает. А у клиентов твоих заражения крови не будет, им все равно.
Савина, продолжая строчить, рассеянно нахмурила светленькие прямые бровки.
— Скажешь тоже, все равно! А микробиологические пробы?! Нет уж, все должно быть но инструкции. Так что ты притащил?
— Вещдок. Помнишь дело, где народ от естественных причин перемер? Вот этот бокал они друг другу передавали. Единственное, что объединяет все эти смерти. Надо бы исследовать. На радиацию там, на микробов, еще на что… Ну, ты же у нас спец! И Семенов что-нибудь, может, присоветует…
Лизочка подняла глаза от своей писанины, посмотрела на Захарова со странным выражением и совершенно официальным тоном заявила, что данный предмет не входит в сферу ее деятельности. Дела закрыты. Где постановление прокурора о возобновлении расследования? И прочие необходимые бумажки? Ах, нет?! Ну, тогда извини. Ах, дружба?! Ну, ради этого абстрактного понятия, если Захаров немедленно заберет эту дрянь с ее глаз долой, то она, пожалуй, согласится, что все это невероятное нарушение инструкций ей просто померещилось с устатку.
И вообще, рабочий день окончен, так что валил бы Захаров домой со своими глупостями и не мешал бы чертовски занятым, серьезным людям доделать дела и со спокойной совестью отдохнуть хоть немного.
Захаров в ярости подхватил свой пакет и бросился к выходу. Перед дверью притормозил, оглянулся, желая высказать Савиной свою обиду и возмущение, и замер. Лизочка смотрела на него с несказанной жалостью, даже слезинка в углу глаза блеснула. Сказала дрогнувшим голосом:
— Ну почему ты, Юра, в отпуск не пошел? Я же тебя просила, чтобы ты не связывался с этой историей… А ты…
Она махнула рукой и отвернулась к окну. Захаров постоял на пороге, как дурак. Хотел сказать Лизочке что-нибудь убийственное, но не нашел литературных слов и вышел, изо всех сил хлопнув дверью. Совсем Савина трехнулась. На почве семейных неурядиц, видать. Говорила, что дела наладились, но, видать, наврала. Трудно ей, что ли, по дружбе посмотреть? И среди экспертов у нее знакомые есть, могла бы порекомендовать кого… А за Захарова она чего боится? Что Бобарь его выгонит? Так не выгонит же. Ну, выговор влепит, еще там чего. Беспокоится, что с ним, Захаровым, как с очередным владельцем бокала, что-нибудь случится? Так эту зависимость еще доказать надо. Кроме того, нашего мента ни одна зараза не возьмет!
Но, вопреки бодрым мыслям, по спине Захарова заскользил холодный ветерок.
А что, если все-таки возьмет? Зараза?! Вечером надо обязательно позвонить милейшей Зое Константиновне, новоприобретенной соратнице по духовному развитию. Как она там? Не захворала ли? И Успенскому тоже позвонить. Очень уж он плохо на лекции выглядел. Вот позвонит, и узнает, что там за закономерности с владельцами бокала.
Проходя по коридорам отделения, Захаров не встретил ни души. Поздно уже, что ли. В начале лета солнце садится чуть не в полночь, ни фига не поймешь, сколько времени. Юра взглянул на часы. Они показывали десять, но секундная стрелка замерла возле цифры шесть. Черт, опять завести забыл. И будильник дома сломанный! Китайские будильники на батарейках продаются на каждом шагу, и стоят копейки. Ну что стоило прикупить? Ну и что, что одноразовые?! Этой одноразовости на целый год хватает! Черт, черт, черт!
Юра подергал дверь своего кабинета: заперто. Наверное, Женька уже домой смотался. Надо полагать, действительно очень поздно. Захаров постоял, позвенел в кармане своими ключами от кабинета. Решил не заходить: чего там делать, домой пора. Прошел к выходу, потрепался с дежурным Русланом Епифановым о погоде и видах на премию. Постановили с помощью мозгового штурма, что жара до конца недели вряд ли спадет и премий в этом квартале ожидать не приходится. Всяких гадостей ожидать можно, а уж чего хорошего, так это вряд ли. Вдохновленные таким единодушием, коллеги дружески распрощались до завтра.
Уже дома Захаров вспомнил, что так и забыл завести часы и узнать точное время. Набрал номер телефона Зои Константиновны, послушал долгие гудки и повесил трубку. Может, в гости к кому поехала. Поискал в телефонной книге номер целителя и не нашел.
Спать-то как хочется, прям сил нет. Захаров как был, одетый, повалился на не застеленную с утра кровать, уткнулся носом в подушку, еще слабо пахнущую Светкиными духами и натянул на голову простыню. Завтра. Все дела — завтра.
Стоило закрыть глаза, как Юрий оказался на незабвенном ночном кладбище.
Так же горела синим пламенем пятиконечная звезда. Блин, сколько же у них этой водки?! Тот же алтарь в центре и тип в козлиной маске рядом с ним. Так же толпились, тихонько разговаривая, зрители в балахонах и черных масках. В этот раз Захаров отметил, что безликая черная толпа теснится чуть поодаль, а непосредственно рядом с пентаграммой, образуя окружность, стоят типы в черных же балахонах, опять в масках различных зверей. Захаров отметил маски тигра, волка, орла, остальные терялись в неверном свете горящего спирта. Устроили карнавал, блин! Ей-Богу, детский сад какой-то!
В этот раз Захарова не привязали к дереву, а поставили внутри пентаграммы, на конце
