–Я знаю, как пройти. Посветите фонариком,– попросил я и, дождавшись света, начал рисовать на пыльном бетонном полу схему. Стараясь делать ее простой детской картинкой, я тем не менее рисовал все в подробностях.– Тут немцев нет, но и наших тоже, открытое место, думаю, его видно из дома. Но в темноте пройти можно вот досюда. Дальше, слева, траншея эта идет, по ней немцы и ходят, ящики таскают…
–Боеприпасы подносят,– поправил-заметил командир.
–Да, наверное,– пожал я плечами.– Три раза видел, как приходили, всегда человек пять-шесть, но еще трое стояли вот тут,– я указал, где находилось охранение,– смотрели по сторонам.
–Ясненько. Да, дела, парень, надо тебя в штаб полка отвести, сможешь там все нарисовать?
–Конечно, я ж не юродивый,– спокойно ответил я.
Вели меня сам лейтенант и еще два незнакомых бойца, Жору и Федора лейтенант оставил на их позициях. КП находился недалеко, но добирались часа два, уж больно открытые участки пришлось переползать. Но прошли, да и по бойцам видно, что делали это не раз. А вот когда вошли в штольню и оказались в штабе, все пошло намного быстрее и проще.
–Захарка, ты? Откуда? Тебя ж похоронили уже!– вскричал светловолосый парень.
–Да я, я, товарищ лейтенант,– выдохнул я.
Это был тот самый Светлов, с которым мы уже, так сказать, работали. Живой, хорошо.
–Наумов, ты где его добыл?– Светлов пожал руку командиру, который меня сюда привел.
–Не понял, ты его знаешь, что ли?– Наумов был удивлен, еще бы, ему-то я представился беженцем-скитальцем, а сейчас он еще и узнает, кто я есть.
–О, это, брат, самый нужный мальчишка в этом районе, а может, и городе!– Ого, это он о чем?– Захарка, ты знаешь, как мы фрицам вломили по твоей наводке?! Сорвали им атаку и отрезали от банка, вот только его никак взять не можем.
–Так, потом поговорите, товарищи лейтенанты. Горчак?
О, тут кто-то и постарше есть? Посмотрим кто.
–Я.
–Я должен сообщить о тебе в дивизию, там вопросы были, что-то насчет других таких же, как ты. Это срочно, комдив прямо так и говорил, если вылезет наш парень опять, сразу к нему!
–Я понял, о чем речь. Извините, товарищ…
–Комиссар Федосеенко,– представился мужчина. Невысокого роста, с широким лицом и узкими глазами дядька, в фуражке и чистой форме почему-то, я все время машинально отмечаю про себя внешний вид, именно на форму смотрю. Сказывается обучение у немцев? Там приучали замечать все, что видишь, и делать выводы, наверное, это и есть – рефлекс. Даже бойцов отличаю, те, что давно на передке сидят, бессменно, выглядят совсем иначе, чем те, которые несколько дней. Это издалека по форме видно, хоть стирай ее, хоть штопай, а видно. А вблизи уже по лицу и повадкам. Понюхавшего пороху видно сразу, и это даже не пресловутое «кланяться минам», тут в комплексе надо смотреть. У тех, кто уже привык к фронтовым будням, взгляд другой.
–Товарищ комиссар, я никуда не денусь, разрешите доложить о наблюдениях? Это быстро, информация важная, потом сразу к вам.
–Давай,– комиссар кивнул, указывая на лавочку рядом с собой.
–У вас пленные есть? Или всех отправляете?
–Светлов, есть у тебя немцы сейчас?
–Есть, товарищ комиссар, те шестеро, которые возле школы попались. Один-то сильно ранен был, его добили, а пятеро сидят.
–Я знаю, как вам банк взять.– Да, нагло, но не до сантиментов сейчас, каждая минута уносит здесь жизни наших бойцов. Почему я, даже не задумываясь, рискую и веду себя так дерзко и порой нагло? Да просто все, выживу, не выживу, дело десятое. Когда видишь таких людей, какие стоят тут, в Сталинграде, насмерть, да и сколько еще на других фронтах, честных, смелых, не думающих о себе, выполняющих свой долг, как-то и не думается о собственной шкуре.
–Ух ты, какой самоуверенный пацан,– это Наумов вставил, он ведь не знает обо мне ничего.
–Паша, это не просто пацан, я тебе позже расскажу,– бросил тихо Светлов.
–Лучше бы, товарищ лейтенант, чтобы обо мне знали поменьше, и так уже в фельджандармерию загремел, едва отбрехался. Пытками и расстрелом грозили, хорошо хоть к ним, а не в гестапо, оттуда уже пути назад нет.
–Расскажешь чуть позже, хорошо?– прервал нас комиссар.– Что с банком?
И я пустился в объяснения. Дали карандаш и листок бумаги, начертил схему доставки боеприпасов к зданию госбанка, показал, как и где ходят немцы, какие силы задействованы. Так же пояснил, почему с северной стороны фрицы стараются не подходить к окнам, и этим можно воспользоваться. Когда закончил, командиры обо всем догадались и без меня.
–Рискованно, но может и получиться,– покрутил густые брови комиссар.– Светлов, у тебя есть огнемет?
О, у комиссара мысль заработала, я предлагал пулемет.
–Есть, товарищ комиссар, даже два.
–Нужны разведчики. Сможем тихо снять несунов,– это он так назвал тех, кто таскает на опорный пункт припасы,– дальше будет проще. Точно вот тут,– комиссар ткнул в точку на схеме пальцем,– фрицев нет?
–Нет, там в начале улицы пушка и станковый пулемет, на них и опираются. Но вот здесь, возле самого угла, непростреливаемая зона, кучи кирпича скроют вас от прикрытия.
–Но этот угол могут увидеть из самого банка,– вставил пять копеек Светлов.
–Если как на параде идти, безусловно заметят,– кивнул я.– Я ж показал, где можно пробраться.
–Все верно говорит,– кивнул комиссар.– Я думаю, нужна группа саперов, разведчики проведут их со стороны Волги к северному крылу, и пусть они что-то подорвут. Переключить внимание врага, тогда точно группа с юга пройдет. Но, конечно, там бежать надо, а не идти, я мыслю, что заходить надо с двух сторон.
–А моя мысль,– влез я,– что идти со мной надо. Я пулеметчика бы на входе снял, легче бы стало.
–Это не тебе решать,– отрезал комиссар.– Так что, Захар, ты готов, надо в дивизию идти?
–К оврагам?– уточнил я.
–Что, и это немцам известно?– поморщился комиссар.
–Вы же сами меня спрашивали о второй группе!
–Ясно, работают, подлецы. Давай собирайся и идем, а то утро скоро, надо успеть затемно.
Второй раз так появляюсь и вновь мной занимается политработник, хотя кто еще станет? Идем, три бойца в охранении зорко отслеживают все вокруг, на берегу суета. Жизнь кипит, это удивительно. В одном месте видел женщин, стирающих белье, чуть дальше кучу детей, мать моя, почему они тут? Шел и дурел от того, что вижу. Узкую полоску, простреливаемую возле Г-образного дома, преодолевали ползком. «Люстры» тут висят просто в огромном количестве, и стрельба не останавливается ни на минуту. Комиссар даже голову мне пригнул однажды, это я осмотреться решил. Указал ему на дома, захваченные немцами, которые мы будем отбивать до декабря. Комиссар покачал головой, словно понимал, что я имею в виду. Я же провел по голове ладонью и выдохнул.
