моей дочкой, несчастный? — зло гаркнул ему в лицо маджой.
А Тамит где-то там внизу отчаянно заверещала:
— Отец, что ты делаешь⁈ Это же писец циновки кебнета храма!
Гормери полагал, что этой информации более чем достаточно, чтобы его опустили на землю и принесли извинения. Самые искренние и глубокие. Но он просчитался. Вместо этого, огромная ручища стражника встряхнула его как щенка, сделавшего лужу в неположенном месте, а толстые темные губы процедили с презрением:
— По мне хоть сам жрец. Никто не имеет права обжиматься с моей дочерью без моего разрешения.
— Папа! — в отчаянии крикнула снизу дочь, — Мы вообще не обжимались! У нас общее дело!
— Это ты так думаешь, — не поверил отец и снова потряс Гормери в воздухе, будто проверял, выпадет из него чего интересное или нет, — А я этих прощелыг насквозь вижу.
— Если так посмотреть, ты сейчас трясешь своего прямого начальника, — писец постарался, чтобы голос его не трясся в такт телу. И прозвучал внушительно, — Хочешь неприятностей, маджой?
Этот вопрос несколько остудил пыл взбешенного отца. Он замер с Гормери в кулаке, посмотрел на него озадаченно. Взгляд его скользнул по медальону, который он несомненно узнал.
— Так это ты тот самый столичный писец, который прибыл вместе с Бэсом?
Гормери пришлось приложить усилия, чтобы не закатить глаза. Опять этот карлик! Даже на расстоянии умудряется его раздражать!
— Да. И если ты не поставишь меня на землю, с завтрашнего дня потеряешь свое место.
— Хм… Сложно мне его будет потерять. Я начальник управления маджоев портового района.
— Начальников снимать куда легче, чем простых служак. Начальников всегда есть кем заменить.
Довод показался стражу убедительным, и стопы Гормери наконец-то опустились на теплые камни улицы. И все же маджой не сдался:
— Но дочь свою я в обиду не дам. Даже высокому начальству из столицы.
— Я не собирался ее обижать, — Гормери смотрел в глаза этому великану. В его черные, сверлящие глаза. От которых очень хотелось отвести взгляд, — Тамит помогает мне в расследовании.
— Помогает⁈ На каком основании? Она же просто девчонка!
— Она маджой.
Повисла какая-то странная пауза. Стражник удивленно вскинул брови, потом повернулся к дочери и тут же сдвинул их:
— Тамит⁈
— А что такого⁈ — вскинулась девчонка, — Ты сам сказал, что я почти похожа на настоящего стражника!
— Детка, — голос сурового великана слегка дрогнул, — Между желанием быть маджоем и быть маджоем есть существенная разница. В твоем случае в целую пропасть.
— Но почему⁈ — возмущенно воскликнула Тамит, а Гормери только удивленно пялился то на дочь, то на отца.
— Потому что ты девочка! — сказал очевидное папа-маджой.
Спустя час они уже сидели на крыше гостеприимного купеческого дома. Дед Тамит Небамон, ее отец Маху, ее дядя Анен и сам Гормери пили сладкое вино, закусывали сырами, мясом и фруктами и уже успели почувствовать друг в друге если не приятеля, то точно приятного знакомого. Мужчины эти писцу кебнета нравились. И простотой своей, и знанием жизни, и тем, что не стали смеяться над тем, как провела его их девочка. Надо же представилась маджоем столичному гостю. Влезла в расследование чуть ли не на равных, еще и в погоню пустилась за подозреваемым.
— Она у меня с детства такая непутевая, — чувствуя вину, за то, что болтал уважаемого человека в воздухе, маджой Маху старался казаться перед ним своим парнем, — Все оттого, что места своего найти не может. Трудно ей, понимаешь. Везде чужая. Белые парни ее замуж не берут. И черные считают чужой. Вот она и решила, что будет преступников ловить. Но ведь стражником нельзя стать только потому, что очень хочется!
Гормери покивал. Хотя глубоко в сердце кололо сожаление. Тамит могла бы стать хорошим стражником. А еще лучше писцом кебнета. Вон как умеет следствие вести. Но девушкам даже в таком захолустье путь в маджои закрыт. Да и в писцы кебнета тоже.
— Я вот что подумал, — старикан Небамон сделал внушительный глоток из тонкостенного каменного кубка, украшенного золотом и разноцветными камнями, — В Уадже нам Тамит замуж не выдать. Тут все знают кто она. Но ведь девчонка-то ладная. И только слегка смугловата. Если не знать, кто ее отец, никогда не догадаться, что она не чистокровная горожанка. А у меня во всех портовых городах полно друзей. Неужели не подыщем ей достойного мужа? Вон хоть Хапусенеб из Инбу-Хедж, чем не жених? У него двадцать четыре ладьи и пять доков. Склады, поместья, поля…
— Ему пятьдесят восемь, — вздохнул Анен.
— И что с того? Мужчина с опытом еще интереснее, — оптимистично предположил дед.
— Только не для юной девицы, — на судьбу племянницы дядя решительно не желал плевать.
Маджой в этой перепалке не участвовал. Молча пил вино и играл желваками. Гормери и представить не мог насколько неприятно отцу было слушать подобные речи. Но делать нечего. В конце концов, судьбу дочери надо как-то решать. Не бегать же ей до старости без мужа за преступниками. Тем более, что это вообще против правил. Да и опасное это развлечение для девицы. А если замуж ее не выдать, так ведь не остановишь.
Утро встретило Гормери легким колыханием белых занавесей, между которыми голубело высокое небо. С башни центрального городского храма слетел тягучий и низкий звук огромной трубы. А в ближайшем два раза ударили в большой барабан. Второй час дня. Писец потер глаза и огляделся. Сегодня он ночевал на крыше гостеприимного дома купца Небамона. Ему постелили на широкой кровати с мягкими подушками, под пологом все еще дающим тень, несмотря на уже жаркое солнце. Рядом с кроватью на небольшом столике стоял кувшин с водой, кубок и фрукты на тарелке, накрытой плотной льняной салфеткой.
Надо выбираться отсюда. Иначе он разнежится и упустит первую половину дня, которая нужна ему, чтобы найти дочь ювелира. Ведь он почти у цели. Из двух подозреваемых в исчезновении девицы: отца и любовника, последний казался наиболее перспективным вариантом. Как показывает опыт и его собственный, и описанный в многочисленных документах, хранимых в архиве кебнета, виновных в пропаже человека следует искать среди его близких. Алчные родители, развратные братья или дяди, неосторожные любовники — вот круг подозреваемых, которые по злому умыслу или по неосторожности могли причинить вред пропавшему, в том числе и смертельный. А потом просто спрятали
