крупного мужчину, и оно наполнялось водой из специально подведённых труб.
— Ого, — поразилась Ирэн, — не только в Стоглавой знают про водопровод.
— Или госпожа делает пройти в общие купальни? — спросила служанка
— Нет-нет, — Ирина стало не по себе, при одной мысли о том, чтобы встретиться с обитательницами гарема, да ещё и с голой попой.
Вода, которая заполнила каменную ванну, не была горячей, а была тёплой, из чего Ирэн сделала вывод, что нагрев воды происходит естественным путём, за счёт жаркого солнца.
Вместо мыла служанки использовали что-то вроде пены, которую взбивали здесь же из какой-то ароматной смеси и каких-то корешков.
Ирэн спросила про мыло. Служанки переглянулись и с благоговением рассказали, что разноцветные брусочки есть только у Равшаны-ханум, да ещё у Эстер-аль Даула, любимой жены хана.
* * *
Равшана шла к личным покоям названного сына. Ей хотелось задать ему вопросы, она не понимала, как себя вести.
Прибыла женщина, которую он назвал ценным гостем и попросил её, Равшану-ханум, самой заняться этой женщиной.
Что это? Либо гостья представляет для названного сына большую ценность, и он не может её никому доверить, либо кто-то снова нашептал ему, что Равшана-ханум взяла слишком много власти, и надо бы её подвинуть. И этот кто-то, конечно же, его двоюродный брат. Жестокий, страшный в гневе, хитрый как гиена и ядовитый как гадюка, Ибрагим-бек.
Немного не дойдя до комнат Мустафы-хана, Равшана остановилась, услышав разговор, она спряталась за нишу, чтобы её не увидели алыпы* хана
(*алыпы (выдум.) — личная гвардия хана)
Разговор шёл как раз о гостье. Разговаривали Мустафа-хан и Ибрагим-бек.
— Зачем тебе эта женщина? — спрашивал Ибрагим-бек
— Я хочу узнать за что её так ненавидят бротты, — отвечай Мустафа-хан, помолчал немного и добавил, — мне донесли, что император русов наградил её большим орденом, и она личная подруга императрицы.
— Да, — говорил Ибрагим-бек, — я тоже слышал, что это она остановила войну между русами и Ханиданом, а про императрицу, говорили, что раньше она всё время показывала только одну часть лица, а теперь можно увидеть и вторую и это тоже благодаря этой женщине.
— Ханиданцы называют её ашу-врач*, — задумчиво произнёс Мустафа-хан, — поэтому мне интересно не только на неё посмотреть, но и поговорить с ней
(*Ашу-врач (перс.): слово «ашу» в значении «чистый», соответствует слову «гигиена», то есть, поддерживая чистоту и гигиену, врачи лечили больных и предотвращали появление болезней)
— Ты поэтому поселил её в своём гареме? — рассмеялся Ибрагим-бек, — там твои жёны и наложницы могут устроить ей «тёплый приём»
— Я поручил её Равшане, — ответил Мустафа, — она присмотрит
Равшана-ханум больше не стала испытывать судьбу и пока никто не заметил, что она подслушала разговор хана со своим братом, тихо выглянула из ниши, убедилась, что рядом никого нет и её никто не видит, и быстро пошла обратно в гарем.
Если её гостья та, о ком она думает, то это подарок судьбы для неё, для Равшаны. Но прежде, чем пойти, проведать гостью, она зашла к себе в комнаты, отослала служанку и подошла к зеркалу. Перед зеркалом она отстегнула шёлковый платок, прикрывающий её лицо и с отвращением посмотрела на серые пигментные пятна, испортившие ещё нежную кожу.
* * *
Москов. Столица Стоглавой империи. Кремль
Виленский разбирал корреспонденцию, как вдруг дверь распахнулась и вошёл курьер военной службы. Его попытался обогнать его секретарь, на ходу пытаясь объяснить:
— Сергей Михайлович, простите, это к вам срочно, донесение с Кавказа
Виленский даже подскочил: — с Кавказа?
Офицер, в руках которого было несколько конвертов, вытянулся и доложил:
— Адресовано главе Государственного Совета лично в руки
— Давай, — практически вырвал письма из рук курьера Виленский.
Ни одного письма от Ирэн не было. Зато были письма от Морозова и от Цициани
Барон Виленский вскрыл письмо от Морозова. Прочитал, кулак его непроизвольно сжался, сжимая ни в чём не повинный конверт.
Второе письмо от генерала Цициани, Виленский прочитал, выдыхая через сжатые зубы. Это было не официальное письмо. Официальное своему руководству Цициани отправил отдельно. Это было письмо друга, который восхищался и сочувствовал.
Цициани писал, что он запросил у своего руководства поддержки, ему нужны дополнительные штыки. Просил Виленского помочь преодолеть бюрократические препоны.
Через пять минут после получения писем барон Виленский созвал экстренное заседание Государственного совета, сам же пошёл к императору.
У императора уже был Шувалов и жали они графа Паскевича Ивана Фёдоровича, разжалованного из главнокомандующих, но так и не передавшего свои полномочия и князя Горчакова Алексея Ивановича, нынешнего военного министра.
— Сергей, а мы за тобой только послали, — удивился император
— А он, наверное, тоже письма получил, — глухо проворчал Шувалов, явно недовольный тем, что информация стекается не только к нему.
Император, увидев, что Виленский крайне напряжён попытался пошутить:
— Снова супруга твоя бывшая в центре конфликта, да ещё и в регионе, где всегда было достаточно одной только искры.
Но Виленскому явно было не до шуток, зато он ухватился за прозвучавшее от императора:
— Ваше Величество, Алекс, я хочу сам возглавить посольство в Ширванское ханство
Император явно не ожидал, что Виленский вот так вот сразу заявит о том, что у всех крутилось на языке. Все понимали, что надо договариваться. Надо дать время флоту и армии дойти до границ Ширванского ханства, но пока там всего пять тысяч штыков, нельзя начинать военные действия.
И Виленский подходил для роли посла как никто. Во-первых, он был гражданский, во-вторых, не имел ничего общего с престолонаследием, в-третьих, великолепно знал язык и культуру и был лично заинтересован,, а с точки зрения ширванцев, это можно было использовать.
На этот раз отказать Виленскому император не мог. Он понимал, что барон больше не станет ждать, что он готов пренебречь и службой, и дружбой.
Император не стал больше испытывать на прочность преданность Виленского и, скрепя сердце дал своё разрешение на то, чтобы он возглавил посольство.
Как раз подтянулись военные министры и началось обсуждение вопросов, касающихся военных действий.
К концу совещания вызвали посла Ханидана.
Домой Виленский добрался только под утро. Он снова не успел доехать до сына. Сел и, несмотря на то, что до отъезда оставалось всего пара часов, написал ему письмо, где без подробностей рассказал, что поедет в Горное княжество, что надо помочь маме, и обязательно скоро они вернутся вместе.
Вызвал законника с забавным
