скользнул на стакан, на руку, и он остолбенел: на безымянном пальце адъютанта блеснуло серебряное кольцо!
Трудно сказать, что именно привело его в замешательство — это кольцо, напомнившее ему кольцо Дидлова, или этот металлический звук, который он уже где-то слышал… Но где? Когда?
Сивцов тем временем плеснул из графина воду в стакан и протянул его Листку. Алексей Николаевич замер — все странным образом походило на сцену в полковой канцелярии… Он сверху посмотрел на прозрачную жидкость.
— Красивое кольцо, однако… — медленно произнес Листок, искоса взглянув на сначала насторожившееся, а затем просиявшее лицо адъютанта.
— Заметили? — Сивцов улыбнулся и протянул руку Листку. — Серебряное… Милый подарок одной прекрасной дамы. Вот закончится заваруха — ей-богу, женюсь! Очень надеюсь, что скоро…
— Поздравляю! — хмуро буркнул Листок.
Он вновь глянул сверху на стакан и, поморщившись, опустил его на стол.
— Пожалуй, расхотелось…
— Быть может, закурите? Отличные папиросы — "Герольд"! Двенадцать рублей за фунт!
Сивцов достал из кармана портсигар, ловко распахнул его одним нажатием кнопки и протянул ротмистру.
Всё произошло быстро, но Листок успел-таки заметить нелепый барельеф, венчавший изящную серебряную крышку, — полуобнаженная дама соседствовала со скрещенными саблей и винтовкой со штыком. Достав папиросу, он как бы между прочим спросил:
— Однако занятная штучка… И что означают сии символы?
Сивцов рассмеялся:
— Юношеское баловство, ротмистр! По выпуску из училища заказали всей ротой — на память, так сказать! К слову, по этому вот портсигару нашел здесь товарища по казарме — два месяца, как в Сарыкамыш прибыл…
Он хотел сказать еще что-то, но дверь Воробанова внезапно отворилась, и из нее вышел незнакомый Листку жандарм.
— Вот и славно получилось — ждать не пришлось! — весело прошептал Сивцов.
Жандарм, кивком попрощавшись, удалился.
— Постойте секунду, я доложу, — улыбаясь, предупредил Сивцов и прошел в кабинет начальника.
* * *
— Проходите, ротмистр, садитесь, — любезно пригласил Воробанов Листка, едва тот представился.
Листок прошел к столу и сел напротив. Генерал некоторое время смотрел на него и неожиданно расплылся в улыбке.
— Наслышан, наслышан, Алексей Николаевич, молодцом! Хочу выразить свою благодарность! О работе вашей будет доложено генералу Джунковскому и начальнику штаба Кавказской армии генералу Юденичу… Буду настаивать на достойной награде!
У Листка сжалось сердце — пока не поздно, надо доложить! Но, словно заметив его замешательство, Воробанов добавил:
— Не возражайте, Алексей Николаевич — все по заслугам!
Неожиданно улыбка слетела с лица генерала.
— Или вы хотели что-то сказать?
Во рту Листка внезапно пересохло. Он с трудом сглотнул и с вдруг напавшей хрипотой произнес:
— Я только хотел просить Ваше Превосходительство с моим поощрением повременить… До окончания Высочайшего визита, так сказать… Свой долг надобно выполнить до конца.
Воробанов долго смотрел на него, прежде чем ответить.
— Что ж, Алексей Николаевич, похвально, — медленно произнес он. — Я подумаю… Кстати, как сообщил генерал Джунковский, в Сарыкамыше государь намерен лишь вручить на вокзале заслуженные награды нижним чинам своего подшефного Кабардинского полка и, отслужив молебен в полковой церкви, отбыть на передовую. Посещение же госпиталя не предвидится… Что надлежит в это время делать, я думаю, вам сообщит штабс-капитан Авилов…
Глаза их встретились.
— Вы меня поняли, господин ротмистр?
Листок поднялся. В голове молнией проблеснуло: "Бестия, однако ж… Все от тебя исходит, сукин сын!"
Но вслух произнес:
— Так точно, Ваше Превосходительство… Я понял все…
— Что ж, в таком случае не смею задерживать!
17. 27 ноября 1914 г. Наталья Берт
Из штаба Листок вышел сам не свой. Теперь он не замечал ни суеты, творящейся вокруг, ни гомона собравшихся во дворе военных. Все перемешалось в его голове — Сивцов, кольцо, стакан, дурацкие предупреждения Авилова, гнусные намеки генерала…
Он глазами отыскал штабс-капитана и, пошатываясь, подошел.
— Что ж вы, Виктор Николаевич? Не могли предупредить прямо, о чем вас убедительно просили в приказном порядке?
Авилов поморщился.
— Здесь не место, Алексей Николаевич, выяснять отношения. Да и не время! Его у нас теперь в обрез… Едем к вам и подумаем, с чего начать!
Листок, не глядя на Авилова, неспешно натянул на руку кожаную перчатку, разгладил ее; надел другую.
— В "контору", уважаемый Виктор Николаевич, мы, положим, не поедем. А начнем с кабинета главного врача соседствующего со штабом госпиталя…
Он помолчал и вдруг в сердцах проговорил, быстро взглянув в глаза штабс-капитана:
— И все-таки вы совершили непростительную ошибку, Виктор Николаевич! И меня втянули в это дерьмо… Спрашивается, какого черта так рисковать?
— Я не намерен обсуждать это, господин ротмистр! — с раздражением ответил Авилов, перейдя вдруг на начальствующий тон. — И потрудитесь объясниться по поводу госпиталя!
Листок отвернулся.
— Что ж… Во всяком случае, мнение мое вы слышали… А времени у нас действительно нет! — Он помолчал. — Волчанову, перед тем как он покинул штаб, кто-то звонил, чему мы не придали значения. Звонить же должны были из госпиталя, поскольку там его и прикончили. А кто звонил — вот это мы и должны выяснить… А уж дальше будем прикидывать, что к чему!
Авилов посмотрел на ротмистра, как смотрят на некую впервые увиденную диковину.
— Так вы идете? — нетерпеливо спросил Листок.
— Да, черт возьми, иду!
В кабинете главного врача произошла наимилейшая сцена. Их встретил сам Семен Михайлович. Поздоровавшись, седой доктор вдруг сделал шаг назад, снял очки, потер их огромного размера платком, извлеченным, как по волшебству, из-под халата, и, водрузив линзы на нос, торжественным голосом произнес неожиданное:
— Господин ротмистр! Считаю своим долгом официально, в присутствии вашего коллеги, извиниться за происшедшее вчера во вверенном мне госпитале! И, конечно же, за свое недопонимание, которое я по незнанию всех обстоятельств дела проявил по отношению к вам. Простите старика, если сможете!
Он всплеснул руками:
— Боже! Поверить невозможно — шпион в госпитале! И это перед самым приездом Государя!
Листок перехватил руку старика.
— Это вы простите меня, Семен Михайлович, за вынужденную бестактность. Однако сами понимаете — была необходимость! Надеюсь, подобного уже не произойдет!
— Конечно, конечно… — растроганно проговорил доктор. — Гм… Чем же могу служить теперь? Вы же не только за этим пришли?
— Не только, Семен Михайлович… Если вы не возражаете, я бы задал вам буквально один вопрос.
— Да-да, конечно, ротмистр, я весь во внимании!
Листок мельком глянул на Авилова, точно испрашивая у того разрешения, и штабс-капитан едва заметно кивнул.
— Семен Михайлович, — начал Листок. — Кто-нибудь из сестер милосердия испрашивал у вас позавчера, двадцать пятого ноября, разрешения позвонить с вашего аппарата?
Доктор с тревогой посмотрел на ротмистра.
— Странный, однако, вопрос… Неужели что еще?
Листок промолчал.
— М-да, понимаю… Знаете, такое происходит крайне редко. На моей
