пальцы с трудом поймали фляжку. Долгожданный глоток. М-м... Словно все тепло камина упало в горло... Я зажмурилась. Еще бы.
*** Тэм
И песня полилась, как льется тягучий мед в кубок, Как ветер, пролетая, шумит в ветвях древнего дуба. В ней звенели то колокола, то мечи, На ветру дрожало тихо пламя свечи, Солнце садилось, и снова в ночи Звенели военные трубы.
Пигалица вела свою песню уверенным голосом, а я уж думал - захрипит и раскашляется. Одеяло отдала девчонке. А сама кукожится в этой зеленой одежке ... Да на здоровье, пусть мерзнет, раз нравится.
История оказалась увлекательной, я и не заметил, как уши развесил.
Золота кошель, согретая постель, кружка эля, Наутро служанка вышла проводить менестреля. "Скажи, а когда нам теперь тебя ждать?" "Не знаю, но наверное, не скоро опять, Балладу я спел, но я должен узнать А как там на самом деле."
Джон оборвал игру так же неожиданно, как начал. Улыбнулся всем нам.
- Хорошего понемножку, - и, опершись на гриф своей лютни, встал с трудом. - Отправимся дальше? Дуг, ты обещал, что к закату мы будем на месте.
МакДауэлл усмехнулся куда-то в усы и встал следом за гусельником. На меня глянул уже по-прежнему строго.
- Нечего медлить. Теперь я знаю, что везу лэрду, - зыркнул он на Джона благосклонно.
- Ну, если б дословно везли, - не остался в долгу тот, - я был бы признателен...
Вот же смутьянка. И сердиться на эти от горшка три вершка смешно, и скучать не выйдет. И племянница Хэмиша при ней, ты ж гляди, осмелела, с молодым МакДауэллом уже шагает и болтает.
Гусельница снова помогла мне взвалить на плечи Терри. Медоваренок был бледен, лоб у него горел, дыхание по-прежнему было слабое и прерывистое.
- Думаешь, выкарабкается? - спросил я. Зачем?.. Да ши его знает, зачем.
Джон пожал плечами и закашлялся, натягивая лямку лютни на спину. Нехорошо так закашлялся.
- Дойдем до Дултара, там и волноваться будем.
- Совсем простудишься, - пожурил я пигалицу.
- Хуже, если Рони простудится, - кивнула она не девочку.
- А вот и нет, - возразил я. - Что скажет на всю нашу компанию лэрд МакДауэллов, если менестрель доберется до него больным?
Джон как-то странно посмотрел на меня.
- Что? - уточнил я.
- Да вот думаю, чего ты так разговорился, - улыбнулась эта колючка беззлобно. И снова оперлась на меня ненадолго. - Обещай мне кое-что...
Я насторожился. Вот, уже какие-то обещания.
- Не позволяй их лекарям меня осматривать, если вдруг... Ну, ты понимаешь... - она сделала какой-то неопределенный жест рукой. Что я должен был понять?.. Тогда она пояснила: - Ну, они поймут, что я... - и, воровато осмотревшись по сторонам, быстро шепнула мне в самое ухо: - не мужчина.
Мне захотелось расхохотаться. Какая страшная тайна, а.
- Ничего ты не понимаешь, - ударила она меня в плечо, надувая губы. - Ты не был женщиной, вот тебе и непонятно...
- Все женщины живут и ничего, - возразил я.
- Попробуй странствовать, если ты женщина... - натянул Джон лямку, изо всех сил стараясь не хромать. - И мили не пройдешь. Мужчину - что - пристукнут, и делов. Ну, обчистят. Вот и все беды. А женщины... впрочем, и странствовать не надо - она поежилась. - Нет, даже не говори. Я - мужчина, и все так должны думать. Понял?
Раскомандовалась. Я пожал плечами.
- Обещай, - ткнул Джон в меня пальцем, сводя брови сердито.
*** Терри
Я снова сражался с волнами, только теперь они были черными, душили, опускались на грудь, как огромные вороны, и оглушали крыльями...
Порой сквозь все это сумасшествие я слышал игру дудочки Рони. Мелодия звенела настойчиво, как зов Худого пальтишка*, нежно, как пение девы озера, и уводила волшебной тропинкой прочь от кошмара.
И тогда я толок дома жареный вересковый солод, и все снова было хорошо.
