свет сейчас слетятся.
— Мне новенького найти надо, — решившись, шепчу на ухо Маришке, потуже затягивая её густую косу.
— И ты туда же, — ахает она. — Ну куда тебе, если вон, даже мимо Аньки глядел.
— Да я не потому…
— Рассказывай, — хмыкает она.
— Мне, правда, очень надо.
— Ох, найдёшь же на свой аппетитный зад приключения, зуб даю! Может, хотя бы, Тима дождись?
— Просто подскажи, где его Аня видеть могла. Я мышкой прошмыгну.
— Ох, чувствую, огребём… хоть бы как с Ядвигой не было, — Маришка плюнула три раза через плечо и сотворила нечто странное в воздухе. — Но соломку не мне тебе стелить и чему быть — того не миновать. Ступай, раз надо. — И она быстро рассказала, куда мне топать.
Выйдя из подсобки я побрела по указанному маршруту, стараясь как можно быстрее проходить компании или гостей-одиночек, что изредка встречались в коридорах. Но все равно, уже почти дойдя к двери, что вели к выходу из навьей части усадьбы, почувствовала, как запястья коснулись горячие, сухие пальцы, споро прошлись по кромке браслета, как-то совершенно двусмысленно и по-хозяйски погладили венку, подгоняя стремительно ускорившийся пульс. Развернувшись, собралась возмутиться и потребовать отпустить меня, но не успела. Незнакомец заговорил первым и время как будто слилось в монотонный поток, горячий и тягучий. Иногда неведомая сила, пробиваясь сквозь дурман пыталась вытолкнуть сознание из сладких уговоров, заставляла открыть глаза с удивлением осознавая себя в темном коридоре ночного клуба, где музыка звучала не так громко, глухо даже. В такие минуты просветления я трясла головой, пыталась осмотреться и даже уйти, но парень начинал задавать вопросы, глупые, совершенно не к месту и я, отвечая, вновь погружалась в какой-то странный полусон.
— Поцелуй меня, Василисушка. Поцелуй сама по доброй воле и никто больше не разлучит нас, свет души моей.
Слова звучат заклинанием, и мне правда кажется, что вот он — моя судьба, ТОТ САМЫЙ мужчина, что и от бед убережет, и любить будет, и на руках носить. Все обещания кажутся настоящими. Я уже вижу красивую, со вкусом оформленную усадьбу, добродушных соседей, девушек-соседок, которые точно станут добрыми и верными подругами. Всё, чего я была лишена, обещают мягкие чистые зеленые глаза. Нужно только поцеловать…
Глава 24
Чуть тронули пальцы холодную, круглую ручку двери, уже готовый развернуться и пойти по своим делам куда более важным, чем за девчонкой бегать, которой и задарма того внимания не надо, я вдруг ощутил новое свербёж внутри, как бывало всякий раз перед вынужденным возвращением в звериное тело. Неужели, снова? Только решил, что излечился. Или проклятье моё вечно за девчонкой этой бегать, ластиться, лишь бы человеком пожить до конца своего века? Если так, то уж лучше зверем. Тяну ручку медленно, чтоб не скрипнула ненароком старая дверь, а перед глазами всё плывёт, будто я в одно рыло вылакал соседскую медовуху чарки три разом. Может, и хорошо, что за ручку держался, а то б как рухнул сослепу… Так только вывалился к голубкам, помешав миловаться. Василиса вздрогнула от шума, хахаль её обернулся. И померещилось, что рожа его продёрнулась дымкой, а за нею морда птичья, острый загнутый клюв, хищные глазёнки. Чёрные, злые и колючие.
Васька тоже обернулась, мазнула по мне невидящим взглядом, будто и она тоже очень навеселе. Так вроде рассказывала, что непьющая…
— Вали, мешаешь уединиться, — буркнул ухажёр, а сам потянул снова руки к Васькиным плечам, как если бы боялся потерять контакт. — Ты свечку держать пришёл? — не оборачиваясь уже теперь, мужик поддел Васькин острый подбородок пальцами, а мне всё одно когти птичьи мерещатся, как у кур бабкиных.
— Вась, нормально всё? — сам не знаю, зачем спросил. Ясно-понятно и без слов, а чёрт дёрнул. В полумраке предбанника потяжелел воздух. Из-под двери потянуло предгрозовым лесом. — Вась?
— Вали уже, куда шёл, пока я тебя лётным путём не спровадил.
— А я не с тобой говорил, или ты Василий, может?
— Фёдор я, но познакомиться неприятно. Слушай, друг, мешаешь, не видишь? Девушка у меня стеснительная, а ты обознался, видать.
Да какой там обознался. Вовек от кого хочешь отличу. И глаза эти и губы ягодные. Всего раз довелось попробовать, а как сейчас вкус помню.
— Вася? — игнорируя явный посыл, поворачиваюсь к ней, всматриваюсь в лицо, а реакции ноль. Ну точно завороженная. Как в старой сказке детской: что воля, что неволя — всё одно.
Так точно ведь! Завороженная.
— Ах ты падаль, что ты сделал с нею? — оттеснив мужика от Васьки, схватился за грудки, крепко удерживая за полы дорогой, оранжевой рубахи. Ткань неприятно заскрипела под пальцами. Мужик сощурился, недобро, хищно, резко дёрнул плечом, рассчитывая, видно, перевести наш разговор в партер, но шанса я не дал. Уж чему научила подзаборная жизнь сиротинушки, так выгрызать свое зубами, отстаивать кулаками и защищаться. Пусть знал точно, что защищать девок — себе дороже, но не мог отделаться от чувства, что Васька в беде. И вроде бы не моё то дело, а подло бросить ее одну этому расфуфыренному индюку на растерзание. Да я ж не прощу себе потом. Не примеряясь, отпустил его рубаху и тут же, не дав одуматься, слева заехал в челюсть. Правда, и сам получил в ответку. Драться было неудобно, всё время боялся задеть Ваську. А она так и осталась заторможенная будто. Решив, что с этим потом разберусь, уклонился от удара, пригнулся и тараном придавил его спиной к стене, всадив в брюхо кулак. Огрёб по роже сам, да так, что в ушах зазвенело. Рот наполнился вкусом крови, а перед глазами поплыло, когда мужик, как-то извернувшись, приложил меня лбом о ту стену. Перед глазами поплыло. Сплюнув кровь, вырвался из захвата, не разбирая за кровавой пеленой, куда приходятся удары. Только ощущал, что попал, когда кулак впивался в чужое тело. А потом полыхнуло огнём. Васька завизжала, мужик зашипел. Я, прижавшись спиной к стене, чтоб не сползти им двоим в ноги кулем, пытался проморгаться и разобраться, что произошло. В мутном пятне рассмотрел-таки рожу Горыныча.
— Фёдор, твою мать. Тебе закон не писан? Или не читан? — сухо и как будто вовсе без эмоций просвистел мой начальник. Может, уже и бывший. За драку в первый же час работы точно не похвалят.
— Читан да не понят, — в свойственной шутливой манере ввернул Тим и метнулся к Ваське. — Ну Вася, ну глаз спустить нельзя. Я тебе велел что? Шаг влево, шаг вправо, а ты где?
— Тут я… — неуверенно протянула провинившаяся, ойкнула тихо: — Ян, —
