— высказала мне тетка.
Но я должна была что-то придумать, чтобы заставить чиновников меня выслушать. Мне удалось на несколько часов стащить золотую монету и показать ее следователю. Монета вызвала всеобщее восхищение, ее передавали из рук в руки. Да, они готовы были признать, что Ронан получил ее из рук немецкого солдата. Но все остальное: налет на грузовик, падение в озеро и так далее, по их мнению, было не более чем романтической выдумкой. И мне пришлось признать, что, расскажи мне сейчас кто-нибудь про этот самый дукат, я ни на секунду не поверила бы, что это может быть правда. Так что же мне делать? Я должна заставить их заняться этим делом, что означает: выбить кредит, пригласить водолаза, исписать гору бумаги. А я совсем одна! Одна с человеком, который сломал мне жизнь.
Кто ищет — находит. Нашла и я. Я взяла и написала полковнику, который возглавлял Ассоциацию участников Сопротивления северного побережья. Я рассказала ему все — кроме того, что мы произвели замену партизанского золота на гангстерское. Этот грех я беру на себя. И никого это не касается, а я даже не испытываю угрызений совести. Если все пройдет, как я задумала, половина клада достанется Жану-Мари, а я буду его опекуншей или как это там называется. Что же касается Ван Лоо, то его я тоже беру на себя. И вот тогда пошли разговоры. Полковник не удержался и дал прочитать мое письмо своим обычным партнерам по бриджу: комиссару Жауану, аптекарю Геэнно и бывшему директору лицея. В тот вечер играли у полковника не слишком увлеченно. Я узнала об этом от Иветты, потому что кухарка полковника приходится ей двоюродной сестрой. Вспыхнул спор, разумеется дружеский. Все трое наперебой убеждали полковника, что письмо — не более чем плод расстроенного разума. Самое лучшее в этой стычке было то, что после нее начались бесконечные телефонные переговоры, а в таких случаях всегда найдется поблизости внимательное ухо и словоохотливый язык. Нас, конечно, считают тронутыми, но мне это совершенно безразлично. Главное, капля масла расползается все шире, а это значит, что слух проникает все глубже, впитываясь в окружающих, как влага впитывается в тонкую и нежную ткань. Я поставила небольшой эксперимент: пошла на рынок. При моем приближении все немедленно замолкали. Меня провожали взглядами. Мне даже удалось услышать, как торговка овощами говорила покупательнице: «Это она». И все равно пришлось ждать целых две недели. Две недели злобных переглядываний с Ван Лоо. Он со мной больше не разговаривает, забывает бриться и курит в столовой… Две недели ожидания и звонок в больницу. Сестра ответила: «Его состояние без изменений. Ему делают массаж и вливания. О да, он в полном сознании, только говорить не может. Слишком рано». Мне хочется закричать в трубку: «Я имею право видеть его!» Но я промолчала, чтобы никто не догадался. А потом плотину прорвало: в газете появился заголовок «Тайна озера Герледан». На четвертой странице, довольно скромно для сенсации. И сама статья более чем осторожна: «По некоторым неофициальным данным… Не исключено, что… Назначено расследование». Вот оно! Началось! Ван Лоо теперь постоянно зол. «Это вы проболтались! — кинул он мне в лицо. — Вы знаете, что меня ищут, и специально их предупредили!» Я не обращаю внимания. Делаю вид, что я его не вижу. Но при первой же возможности бегу на чердак и хватаю бинокль. Озеро живет своей мирной жизнью. Иногда, если ветер задует с запада, оно гонит по поверхности воды барашки волн. Но большую часть дня в нем просто плывет бесконечное отражение облаков и птиц. В том месте, где нависает обрыв, — никаких следов оживления. Время от времени появляется рыбак с удочкой или любитель парусного спорта, пытающийся подладить свои «крылья» к свежему весеннему ветру. Мне теперь часто звонит Мо. «Ты читала статью в „Эвенман дю жеди“? Или: „Беги покупай „Матч“, там пишут про твое озеро“. Но я не тороплюсь. В глазах всех, кто меня знает, я должна оставаться безразличной и равнодушной к поднявшейся газетной шумихе. А шумиха между тем нарастает. Какие многообещающие заголовки! „Золото на дне озера“! Разумеется, одни предположения. Но зато в каких выражениях! Они проникают прямо в сердце. „Золото… клад… миллионы“. По озерным берегам уже бродят „вольные стрелки“ от журналистики, обвешанные аппаратурой, как десантники парашютами. Все чаще трезвонит телефон. Все это страшно развлекает тетушку. Ей, разрываемой на части своими комиксами, газетами и подругами, которым позарез необходимо все знать, кажется, что она стала участницей захватывающей игры в войну. Она уже забыла, что на настоящей войне ее чуть было не расстреляли.
Однажды утром, когда первые солнечные лучи едва позолотили все вокруг, я наконец заметила их лодку — большой „Зодиак“ со множеством фигур на борту. Мне было плохо видно, что они делали. Кажется, что-то искали — наверное, красный поплавок, который мы с Жаном-Мари оставили на воде. Передвигались они медленно, можно сказать, еле ползли. Чуть позже, ближе к полудню, мне позвонил полковник и сообщил последние новости. Никто, конечно, не ожидает, что затонувший грузовик будет обнаружен с первого же погружения, но вызванный из Бреста водолаз настроен оптимистично. Постепенно берега заполнялись любопытными. На вершине смотровой площадки скопилась уже небольшая толпа, а люди все прибывали — кто в лодке, кто в баркасе, даже на байдарках. Я совсем забыла, что была суббота. Ротозеев, которым нечего делать в уик-энд, собралось предостаточно. Незадолго до обеда ко мне присоединился Ван Лоо. Он был чисто выбрит, надушен, весь лоснился и сиял — ни дать ни взять беговой скакун в день решающего заезда. Если бы не „гусиные лапки“ вокруг глаз, он был бы сейчас почти прежним Мареем…
— Дело выгорит! — шептал он мне прямо в шею. — У них настоящий водолаз.
Я отодвинулась, передавая ему бинокль. Мне было неприятно чувствовать рядом его присутствие.
— Что-то у вас недовольный вид! — сказал он.
— О нет! Вы даже не представляете себе, с каким нетерпением я ждала этой минуты!
Мы оставались на посту, пока лодка не уплыла. Нашли они что-нибудь? Ван Лоо считал, что теперь это дело нескольких часов. Он, который все эти дни метался в сомнениях и дошел до полного отчаяния, сейчас едва не смеялся надо мной, превознося смелость своей идеи. Он дошел до того, что заявил: сам Ронан одобрил бы ее! Разумеется, риск, что его сообщники слетятся на запах золота, оставался большим, но он надеялся, что сможет организовать мирную встречу и объяснить все выгоды начавшейся операции. При всей своей жадности
