есть, чего делать. Посмотреть на архитектуру, попробовать местную кухню.
— За девушками приударить, — ухмыльнулся капрал.
— И это тоже.
— Ради того, чтоб вкусно поесть, да девчонку обнять — за океан тащиться?
— Да нет, не только. Как же тебе объяснить-то… — Максим вздохнул. — В общем, мир посмотреть. Ты вот зачем из Табора в Прагу поехал?
— Ну как… Жалованье, выслуга — я же говорил. Да и скучно в Таборе мне было сидеть. Прага — большой город, тут всегда что-нибудь происходит. Интересно.
— Вот и у нас едут примерно за тем же. За новыми впечатлениями. Ну а частности уже могут быть разные. Кто просто поспать и поесть, кто, скажем, в паломничество.
— Это я понимаю.
— Кто в море искупаться, кто в горы подняться, кто по лесам побродить.
— Дикие вы люди, — покачал головой Шустал. — А волки? А медведи? А рыси? А всякая разбойная сволочь?
— У нас проще эту сволочь в городе повстречать, чем в лесу. Да и волков с медведями ещё надо поискать.
— Вот не могу понять, — признался капрал, — нравится мне твоя земля, или нет. Странная она какая-то.
— У вас не проще. Привидения, кошмары. Это ты с детства ко всему такому привык. А для меня это всё равно, что ожившие сказки, — приятели добрались до западного портала. Хонза со своими людьми куда-то пропал, а у стоящих чуть поодаль от арки весов другая тройка таможенников взвешивала мешки под присмотром двух чиновников и четырёх не слишком довольных с виду купцов.
— Эх, не догадался я, — посетовал вдруг Максим.
— Чего?
— Надо было турецких сладостей спросить.
— Не думал, что ты сладкоежка.
— Да я для Эвки, — парень почувствовал, что краснеет.
— Ааа… Ну, давай вернёмся, что ли? — они уже стояли снаружи Унгельта. В доме по правую руку открылась входная дверь, и на пороге показались две фигуры, одна высокая, другая совсем низенькая.
— Смотри… — Макс кивнул в ту сторону. — Что называется, лёгок на помине.
Фигура пониже принадлежала господину Отто Майеру. Гремлин был в уже знакомом парню наряде, но добавил к нему совсем короткий плащ, элегантно накинутый на левое плечо, и перевязь, на которой у пояса был подвешен длинный и широкий кинжал. Спутник его оказался человеком — высокий, статный, с горделивой осанкой. Мужчина был одет в зелёный дублет с золотым шитьём, белоснежную рубаху с пышными складками кружев на рукавах и воротнике, и короткие бриджи, подвязанные под коленями золотыми лентами. Кудрявые волосы незнакомца покрывал бархатный зелёный берет, на перевязи красовалась длинная рапира.
— А кто это с третьим секретарем? — тихо спросил Максим, глядя, как гремлин и человек удаляются по Тынской улочке в сторону Староместской площади.
— Так это же пан Вацлав Будовец из Будова, советник императора. Очень образованный человек, хоть и кальвинист. А это его дом, «У белой голубки».
— По-твоему, кальвинист не может быть образованным?
— Да нет, почему. Вот же наглядный пример. По молодости уехал путешествовать, много лет странствовал по Европе. Уйму языков знает — вот кто, кстати, на Унгельте никогда не затрудняется с объяснениями! Он и по-немецки, и по-французски, и по-испански, и даже по-турецки может.
— По каким же вопросам пан Будовец состоит советником?
— По политическим, внешним и внутренним. Одно время он служил в посольстве в Константинополе, неплохо разбирается в исламе, но при этом, как истинный христианин, выступает категорически против магометан.
— Фанатик, что ли?
— Не фанатик, а человек с последовательной позицией, — поправил приятеля Иржи. — Пан Будовец не менее резко и последовательно выступает и против усиления католичества в Чехии. Говорят, иезуиты его на дух не переносят.
— Почему?
— Потому что он из «чешских братьев» и вдобавок не стесняется высказывать им всё, что думает о них и о Папе. А поскольку он по образованию юрист и оратор отменный, высказывания имеют успех у определённой публики.
— Тебе он не по душе? — с хитрой усмешкой спросил Максим. Шустал хмыкнул, подумал и сказал:
— Как католику — да. Папа есть Папа.
— Ну да, Варфоломеевская ночь… — задумчиво, будто про себя, заметил Макс. Иржи нахмурился:
— В том числе. Не мирянам решать, прав или не прав Папа. Пусть он сам за свои поступки перед Всевышним и отвечает.
— Прости. Не хотел тебя обидеть.
— Забудь. Я же говорил — мне совсем не нравится, как поступали гуситы. Варфоломеевская ночь как зеркало тех событий, и мне точно так же не нравится, как поступали французские католики. Резать беззащитных женщин и детей — это зверство, которое нельзя оправдывать. Тем более что тут опять вопрос не веры, а власти.
— Ну а как чех? — спросил Максим.
— Как чех я горжусь образованным земляком. Такие, как пан Будовец, не дают «испанской партии» прибрать к рукам всё и вся, включая самого императора. И пока они будут стоять на своём, у чешского королевства останутся его вековые права и вольности.
— Надеюсь, — согласился Макс, снова вспомнивший про том, чем в итоге закончилось подобное противостояние в его мире. Шустал как-то странно взглянул на приятеля, будто хотел о чём-то его спросить — но потом пожал плечами и промолчал.
— Интересно, — подал голос Максим. — А что у них общего с паном Майером?
— Ну так ведь оба служат императору.
— Настолько самоотверженно, что третий секретарь по служебным вопросам отправляется к советнику на дом?
— Может, они приятели, откуда ж мне знать. Какая нам-то разница? Мы за сладостями будем возвращаться?
— Будем, — решительно кивнул парень.
Глава 15
По ту сторону сна
Максим знал этот маршрут, потому что на панорамах проходил его сотни раз: по Карлову мосту и вглубь Малой Страны, потом вправо, мимо базилики Святого Микулаша, до Туновской улицы — в здешнем мире всё ещё носившей своё старое имя «Под ступенями» — а там налево и вверх, к Граду, по Новой замковой лестнице. Он мечтал пройти этим путём, если когда-нибудь попадёт в Прагу; но ему совершенно не нравилось, что кто-то ещё знает про те мечты.
Младший страж поднимался по ступеням медленно, периодически оглядываясь назад. Мала Страна была укутана плотной пеленой тумана, над которой высоко в небе серебрился серп набирающего силу месяца. Барочного воздушного силуэта
