узнала о разводе и очень болезненно отреагировала. Ей всего тринадцать, и она гипер-эмоциональный ребёнок. Что ни скажи, всё не так, всё воспринимает в штыки. Лишь Дане удавалось с ней договориться. Не представляю, что делать!
– Ничего, – пожимает плечами Лазарь. – Вы сами сказали, что ей всё не так, зачем же стараться? В этом возрасте девочки противопоставляют себя миру, потому что у них рождается личность. Они как оперившиеся птенцы, мечтают вылететь из гнезда, но отчаянно боятся большого мира за пределами границ, поставленных родителями. Отсюда истерики, капризы, а порой и противоправные действия. Всё для того, чтобы показать всем, а в первую очередь маме с папой, что они уже взрослые. Так позвольте ей перестать быть ребёнком. Позвольте падать и получать свои шишки и раны. Без боли ни один человек не повзрослел.
Он замолкает, и в машине наступает тишина. Думаю, что Лазарь прав, но всё во мне сопротивляется. Ведь Дарочка такая чувствительная! Она всегда реагировала на мир ярче, чем её сверстники, и приходилось прикладывать немало усилий, чтобы примирить девочку и её окружение в садике, в школе… Пока она не нашла себя в музыке. Это стало отдушиной девочки, а мы с Богданом смогли немного перевести дыхание.
– Творческие люди такие ранимые, – смотрю на адвоката. – Им нужна особая защита.
Он внезапно выруливает на обочину и, остановив машину, смотрит на меня с неожиданной яростью.
– А вам? – спрашивает отрывисто и резко. – Вам она не нжна? Почему, Ирина, вы думаете обо всех на свете, кроме себя самой?
– Я?..
Договорить не успеваю. Он подаётся ко мне и, накрыв мои губы своими, властно сминает их в жарком бескомпромиссном поцелуе. Втягивая меня в водоворот, увлекая в самый глубокий омут.
Глава 37
Надо оттолкнуть! Возможно, даже стоит ответить пощёчиной, ведь я ещё замужняя женщина. Или нет? Разведена по принуждению, и вскоре решение суда будет аннулировано, ведь скоро слушания. И всё же ничего не делаю, не зная, как реагировать. Даже не понимаю, кто я и зачем Лазарь это делает. Из жалости?
Его поцелуй из жгучего постепенно превращается в невероятно нежный. Как дорогое мороженое, становится сладок, но не приторен. Ласкает нёбо, губы, язык и дарит необыкновенное наслаждение, от которого отказаться всё сложнее с каждой новой секундой. И я слабодушно ничего не делаю. Не отстраняюсь, но и не отвечаю.
Первым сдаётся Лазарь. Он отпускает меня и, медленно вернувшись на своё место, смотрит вперёд. Я жду, что мужчина извинится и объяснит своё поведение, ведь это в духе адвоката, но он молчит, и воздух в машине внезапно нагревается, становится невыносимо жарко.
– Не ждите извинений, – наконец произносит Лазарь.
Глянув на него, замечаю на губах мужчины помаду и резко тянусь к адвокату, чтобы стереть следы преступления, а Лазарь зажмуривается. На его щеке двигаются желваки, и я замираю, так и не коснувшись лица адвоката.
– Думаете, я ударю вас?
Он медленно открывает глаза и поворачивается ко мне:
– Это было бы логично. Я поступил нехорошо, не спросив вашего разрешения. Но мне очень давно хотелось это сделать.
– Как давно? – вырывается у меня, и я едва не прикусываю язык от досады.
Это любопытство вовсе не к месту. Какая мне разница, когда адвокат впервые так сильно пожалел меня, что захотел утешить поцелуем. Не хочу, чтобы он отвечал. И так чувствую себя униженной. Но Лазарь задумывается, а потом неуверенно произносит:
– Лет пятнадцать, должно быть. Или это желание возникло ещё раньше? Трудно сказать наверняка.
– Что? – растерялась, думая, что ослышалась или он оговорился. – Вы хотели сказать, дней?
Он усмехается и заводит машину.
– Нужно поспешить, пока всё мороженое не растаяло.
Я хмурюсь, не зная, что же на самом деле имел в виду мужчина. И в то же время у меня рождаются сомнения. Арина, секретарь Ивановна, удивлялась, почему Лазарь Львович пододвинул очередь и взял моё дело. Может быть, мы уже встречались с этим человеком? Может, он давно уже в меня влюблён?
«Что за глупости! – тряхнув волосами, стискиваю сумочку. – Никто не станет любить пятнадцать лет! Даже Даня не смог…»
Настроение окончательно портится, и я смотрю в окно, не пытаясь вновь заговорить о чём-либо. Лазарь тоже не спешит нарушать напряжённую тишину, которая сгустилась в салоне автомобиля. Кажется, что мы оба с облегчением переводим дыхание, когда покидаем машину.
– Парк аттракционов? – удивляюсь я, обратив внимание на яркую вывеску. – Вы решили впасть в детство?
– Нет, – усмехается Лазарь и протягивает руку. – Я хочу уронить туда вас. Или боитесь, что не получится?
– Если получится, то Даня будет счастлив, – ехидно замечаю я. – И радостно сдаст меня на руки к добрым санитарам.
Он сжимает мою ладонь и, сократив между нами расстояние, шепчет на ухо:
– Я сумею вас защитить, Ирина.
По коже бегут мурашки, и я отвожу взгляд. Губы горят, а воспоминания о поцелуе заполняют меня с новой силой, доводя все ощущения до невероятной остроты. Лазарь всего-навсего держит мою руку, а мне кажется, что задыхаюсь в его объятиях. Там, где наши тела соприкасаются, возникает чувство, что трогаешь раскалённый чайник.
– Мне нужно освежиться, – сбегаю в дамскую комнату и, глядя на своё отражение, недовольно кривлюсь. – Щёки красные глаза лихорадочно блестят. Боже, мне будто пятнадцать, и меня впервые поцеловал парень!
– Радоваться надо, – вдруг слышу скрипучий голос и оборачиваюсь на уборщицу, которую не заметила из-за эмоций, – что в таком возрасте влюбилась, как девчонка. Вот дурочка!
Она подхватывает ведро, швабру и скрывается в одной из кабинок. Я же прижимаю ладони к разрумянившимся щекам.
«Влюбилась?!»
Зажмуриваюсь и мотаю головой.
«Быть не может».
Я лишь благодарна Лазарю за то, что он исцелил меня от Богдана. Дело в том, что этот человек протянул мне руку помощи
