дан, то я гораздо дольше смогу оставаться в сознании. То есть, смогу принять и переработать гораздо больший объём чёрной ци.
Если честно, меня эта новость обрадовала. Потому что я понимал, эта драка была далеко не последняя. Так что, способность перерабатывать ци — хорошая способность! Полезная!
Разобравшись с ци, я попробовал призвать магию.
Мне не потребовался снежок или магический кристалл. Язык пламени расцвёл прямо у меня на ладони.
Добавляя и убавляя ци, я попробовал увеличить и уменьшить пламя.
У меня получилось! Не скажу, чтобы гладко, но пламя меня слушалось.
А потом, подчиняясь внезапному порыву, я опробовал один финт — превратил язык пламени в огненный меч.
Вышло далеко не сразу. Поначалу пламя гасло, а в руке у меня появлялся мой обычный клинок, только чёрный, а не красный, естественно. Но потом я добился, чтобы пламя оставалось, продолжало гореть вокруг клинка. Гореть ровным чёрным пламенем.
Зачем мне это было нужно? А понятия не имею! Просто было любопытно, вот я и играл.
За время медитации и своих игр с ци я не трогал своё ядро и духовное кольцо, окружающее ядро. Просто даже не смотрел в ту сторону.
Но добившись, чтобы мой меч из ци горел ровным пламенем, я впервые, с тех пор как начал медитировать, обратил свой взор на ядро.
А потом взял, и направил на ядро свою ци, прошедшую через печь дан и через четыре истинных пламени.
Направил аккуратно, будучи готовым в любой момент отвернуть поток ци, отвести его от ядра.
Но этого не потребовалось.
Ци, выходящая после печи дан, была однородной и пластичной. И когда она коснулась ядра, то начала раскручивать ядро и наматываться, как нитка на клубок.
Ядро прирастало. Вскоре оно заполнило всё пространство до кольца. И после этого начало перетекать в кольцо. Очень медленно. Буквально по граммуличке.
И продлилось это совсем недолго. Очень быстро ядро перестало принимать ци.
Ну что ж, я отвёл поток в сторону и вернул его на большой круг.
Проделывая всё это, я прислушивался к самочувствию. Но вроде никаких негативных последствий не почувствовал.
Хотел повторить ещё раз, но не успел — услышал звук поворачиваемого в замочной скважине ключа.
Дверь открылась и по комнате потянулись ароматы вкусной пищи.
Как я определил, что пища вкусная, ведь я её ещё не пробовал? Да потому что так пахнуть может только божественная пища!
А может быть я просто сильно проголодался…
Мо Сянь прошёл к столу и поставил на него деревянную корзинку, собранную из реек, я бы даже сказал, сбитую. И начал выкладывать из неё на стол блюда…
Блюда были явно не из студенческой столовой!
— Это из столовой для преподавателей, — пояснил Мо Сянь. — Ректор дал мне специальные талоны для питания. Договорились, что если я решу остаться, то он просто внесёт меня в списки преподавателей, чтобы питаться можно было бесплатно.
— Кстати, Мо Сянь, — спросил я китайца, усаживаясь за стол. — А как у тебя тогда встреча прошла с ректором? У нас с тобой до сих пор не было возможности поговорить.
Мо Сянь вздохнул и сказал:
— Молодой господин, поговорим об этом позже. А сейчас вам нужно побыстрее поесть. К нам скоро придут гости для беседы.
— Что за гости? — спросил я, пододвигая к себе миску с солянкой.
— Ректор, двое преподавателей — это комиссия от академии. И дознаватель, — ответил Мо Сянь.
— Будут расспрашивать про драку? — спросил я.
— Да, — кивнул Мо Сянь.
— Эх, знать бы что им рассказал Сеня, — вздохнул я.
— Рассказывайте, как есть. Не нужно ничего придумывать. Рассказывайте всё, кроме того, о чём говорить не надо. Чёрную ци, кольцо и ядро даже упоминать не стоит. Но это и к делу не относится… — посоветовал Мо Сянь. И добавил: — Поешьте. А то, кто его знает, сколько будет длиться разговор.
Как разбирались различные ЧП в том мире я знал. Поэтому совету Мо Сяня внял и взялся за ложку.
— Ты сам-то ел? — спросил я у Мо Сяня.
Он ответил что-то невнятное, из чего я понял: он принёс мне свою порцию.
— Так дело не пойдёт! — покачал я головой. — Тоже бери ложку и давай вместе.
Мо Сянь как-то странно посмотрел на меня.
— Давай, давай! Чего стоишь, смотришь? — поторопил я китайца. — Время-то идёт!
Мо Сянь пожал плечами и сказал:
— Ложка одна.
Я хотел было сказать, что китайцы едят палочками, но у меня была идея получше.
Отдав Мо Сяню ложку из столовой, я взял ложку из туристического набора бывшего владельца ремня артефакта. И не только ложку, но и миску. Сдув с неё пылинки, я отлил в эту миску солянку.
Не, ну а чего? Я буду есть, а Мо Сянь будет слюнки глотать что ли? Это неправильно!
Мы с Мо Сянем успели приговорить почти весь обед, когда в дверь постучали и раздался голос директора:
— Уважаемый Мо Сянь! Разрешите войти?
Китаец вздохнул и пошёл открывать.
У меня была мысль, пойти лечь, но потом решил оставить всё как есть. Ну а что? Перед смертью не надышишься.
Глава 23
В комнату Мо Сяня вошёл ректор Данила Евграфович, потом преподаватель артефакторики Варвара Степановна — от этого я почувствовал воодушевление. А следом за ней — профессор Преображенский, и моё сердце бухнуло на дно души. Замыкал шествие дознаватель — он торжественно внёс пузцо в комнату и достав платочек, протёр потную шею.
— Присаживайтесь, господа! — сказал Мо Сянь, выставляя каждому стулья.
Мне пришлось пересесть на кровать, чтобы освободить стул.
Филипп Филиппович дёрнулся было заставить меня стоять, но Варвара Степановна остановила его:
— Полноте, коллега! Володя вот только очнулся. Он ещё очень слаб. Мы должны учитывать его состояние.
Но профессор Преображенский не хотел учитывать моего состояния. Он хотел, чтобы я страдал. Вот уж не знаю, чем я ему так насолил? Не из-за того же, что не согласился отдать змеиную голову? Или из-за того?
— Володя, ты знаешь, зачем мы пришли? — спросил ректор.
— Из-за нападения на меня? — спросил я, сходу ломая комиссии их заготовленные шаблоны.
— Кхм, — запнулся ректор. — Нападение на тебя… Ну, можно и так сказать. Мы должны составить представление о том, как так случилось, что шесть высокородных учеников нашей академии магии были убиты на территории академии.
— Угу, — ответил я. — А как я получил такие серьёзные ранения, что на несколько дней выпал из учебного процесса, вас не интересует?
— Так они умерли! — не сдержался профессор Преображенский.
— Так выходит, моя вина в том, что я
