Наконец она замечает в дверях Бернарда. Он щурится, подходя к ее столику, придвигает стул и садится прямо напротив.
–Заказала что-нибудь?– спрашивает он.
Эйр запихивает в рот кусок хлеба, густо намазанный маслом.
–У них тут что, только рыба?
–Нет, еще креветки есть,– ухмыляется Бернард.– Но жареная селедка с пряным маслом просто умопомрачительна.
Подходит официант, и они делают заказ. Как только стакан Эйр наполняется водой, она выпивает его залпом и просит налить еще.
–Так что, ничего не получилось с Джеком?– интересуется Бернард.
За окном девушка-полицейский склоняется над сиденьем машины и что-то от него отскребает. Йон тем временем делает поступательные движения бедрами за ее спиной. Остальные стоят с ухмылкой.
–Почему было просто не встретиться в управлении?– возмущается Эйр.
Бернард демонстративно поднимает пустую хлебную корзинку, оскорбленно потрясает ею и пальцем тычет в крошку, застрявшую в уголке губ Эйр. Она быстро облизывает губы.
–Ну так что?– настаивает она.– Почему?
Бернард делает большой глоток пива.
–Ты хотела поговорить об Аве Дорн.
–Да.
–Я тоже.
–Ну и?
–Мужик, который владеет этим заведением, не просто ресторатор. Он еще и коллекционер. А особую любовь он питает к гротеску.
Бернард кивает в сторону стены. Эйр чувствует приступ тошноты, вглядываясь в искаженные лица написанных маслом фавнов. Они истерично вопят, кровь хлещет у них из глоток. Фигуры набросаны резкими лихорадочными мазками. Словно скомканные обрывки колючей проволоки коричневого, фиолетового и черного цветов.
–Эту картину задорого продали с аукциона на материке еще до ее смерти.
Бернард достает телефон и дает Эйр прочитать сумму на экране.
–Ну и?
–Вчера вечером, когда мы поняли, что Ава Дорн была автором и маски, и картины Мари-Луиз, я пошел сюда перекусить и перекинуться словечком с этим мужиком, хозяином местным. Посмотреть, что он скажет. И узнал, что они общались.
–То есть он был с ней знаком?
Бернард кивает.
–Но сказать ему особо нечего. Он повторил то, что всем и так известно. Что несколько лет назад она заехала на паром в сторону материка на своей машине, но так никогда и не съехала с него.
–Упала за борт.
–Я показал ему фотографию картины Мари-Луиз, но он ее прежде не видел. Потом показал маску Мии. О ней он тоже ничего не знал.
–Ладно. И зачем же мы здесь?
–Из-за вот этого,– произносит Бернард и указывает на стену за спиной Эйр.
Там висит квадратная картина тех же тонов, что и большая, на которую они только что смотрели.
По периметру она увита рыбацкой сеткой со стеклянными поплавками и привлекает гораздо меньше внимания.
–Я обычно прихожу сюда пообедать пару раз в неделю. Так что стены эти я знаю. Так вот та, она новая.
–Ну и что? Он купил картину. Арестовать его за это?
Эйр снова смотрит на картину. Внизу под рамой белеет табличка.
–Да, смотришь, куда надо,– говорит Бернард.– Рама новая. Я сходил утром в багетную мастерскую. Они сказали, что иногда им приносят полотна Авы Дорн. Полотна, которые выглядят совсем новыми или, во всяком случае, не встречались прежде на рынке. Она же знаменита, эта Дорн. Парень в багетной мастерской много знал о ее творчестве и был очень озадачен.
–Погоди-ка, так ты веришь, что она…
–Я ни во что не верю. Но похоже, кое-кто из коллекционеров обрамляет новые полотна Авы Дорн.
Эйр снова оборачивается к большой картине. Нижняя часть тел у фавнов козлиная. Волосатая. Мускулистая. Горизонт за их спинами светится едким охряно-желтым светом. Такой же свет был на картине с детьми в масках животных: пронзительный, насыщенный и жгучий. Эйр пытается понять, на что же она на самом деле смотрит. Кажется, что фигуры не освещены, а скорее растворяются в желтом свете. На картинах Авы Дорн главное не дети или полулюди, главное – свет, который прикидывается задним планом.
–Что с тобой?– спрашивает Бернард.– У тебя такой вид, будто ты нечистого увидала.
14.
Вечер обволакивает остров, уже почти семь, когда Санна садится в машину и направляется на юг, в сторону кладбища, где покоятся Эрик и Патрик. Она провалялась в постели весь день, тщетно заставляя себя подняться.
Телефон, лежащий на соседнем сиденье, начинает вибрировать.
–Да,– устало отвечает она.
–Едешь на кладбище?– спрашивает Экен.
–Чего тебе?
–Джек Абрахамссон. Я хочу, чтобы ты вернулась на работу завтра рано утром, попробуем со всем разобраться.
–У меня нет сил.
–Он хочет говорить только с тобой.
–Вы и сами разберетесь с этим.
–Но ты…
Санна больше не слушает. Она знает, что должна идти навстречу. Не быть неудобной и злопамятной. И что может потерять работу, если не соберется, не поедет назад и не поможет с расследованием. Она кладет трубку.
А еще она знает, что приедет на кладбище уже затемно. И все же, думает она, Вильгот Андерссон будет выхаживать взад-вперед по скрипучему деревянному полу у себя в гостиной пасторского дома, нацепив воротничок священника, который на самом деле сейчас совсем не нужен. Она представляет, как он то и дело будет поглядывать на небольшое кладбище, видное через окно с железным переплетом стекол. Она думает о его доме, заставленном столиками и этажерками. Повсюду громоздятся книги, старые диски и разномастные подарки, преподнесенные ему прихожанами. Чего тут только нет: безделушки, от фарфоровых кошек до трав в самодельных цветочных кашпо на шестиногих основаниях, украшенных крестом. Но лучший подарок, по словам самого Вильгота, он получил от нее: ее доверие к нему в том, что касалось Эрика.
Много лет прошло с тех пор, как Эрик появился на пороге его дома посреди ночи, сонный, ничего не понимающий, напуганный. Ни она, ни Патрик никогда не посещали службы Вильгота, к тому же вся округа знала, что Патрик атеист и неприкрыто выражает свою неприязнь к церкви. Но Эрик ходил во сне. Он самостоятельно пересек дорогу и очутился перед дверьми пасторского дома. Когда Вильгот позвонил, ей пришлось отвечать шепотом, чтобы избежать семейной ссоры. Еще через несколько минут она была у него, чтобы забрать сына, который все еще не проснулся окончательно.
Эрик не хотел идти домой, вместо этого он направился к дверям церкви. Когда она попыталась увести его, он стал упираться и плакать. Вильгот предложил им войти в церковь и немного посидеть там вместе с ним. Оказавшись внутри, Эрик тотчас пошел к крестильной купели. Увидев это, Вильгот предложил ей вернуться на следующее утро и поговорить о крещении сына.
