городу. Но он пересиливал себя.
Ладилову последнее время некогда. Где Евгений, там Эля. Где Эля, там Ладилов. Это-то Коноплин знал. Евгений ничего не скрывал от него. А если с девушкой Ладилов, ему, Коноплину, делать там нечего. И в городе делать нечего. Бывает же так: запала в сердце одна, только одна, и кажется, она единственная, без которой не обойтись.
Смешным стать Алексей не хотел.
Клава выбрала минутку, подошла к Коноплину.
— Вы, Леша, угрюмый в последнее время. Не ладится по работе? — тихо спросила она.
— Клава, вы меня испугали! Нет, по работе все в порядке.
— Неправда, Леша. Вы один такой — из вечера в вечер сидите в читальном зале. И это летом! Раньше я вас понимала, думала, что понимаю, а теперь нет. Романы?
— Клава, видите, погода хмурая сегодня на улице? Вот и у меня скверное настроение.
— От погоды?
— Да. Или почти да.
Библиотекарша улыбнулась и отошла — ее позвали.
Алексей пытался читать. Поймал себя на том, что думает совсем о другом и прочитанное не понимает. Встал, сдал книгу, вышел из библиотеки.
Можно было пойти домой, но еще рано, сумерки только наступали. Навестить знакомых ребят не хотелось, да их в это время и не застанешь на квартирах. Бесцельно побрел по улицам.
У городского парка остановился. Посмотрел на афиши. Музыкальный театр — «Дон-Кихот». «Нет, не то, не пойду!» Зашел в парк.
В этот сумеречный час все скамьи были заняты. Хотелось отдохнуть, но, видимо, места ему не найти.
— Алеша! Идите к нам! — неожиданно раздался знакомый голос. — Алеша, слышите?
Коноплин слышал, что это зовут его. Попытался пройти дальше, делая вид, что не заметил Евгения и Элю, сидевших под развесистым кленом.
— Алеша!..
Голос прозвучал совсем рядом. Алексей оглянулся. К нему подбегала Эля.
— Вы не хотите нас замечать? Это невежливо. Пойдемте к нам!
Эля подхватила его под руку. Алексей послушно пошел за ней. Только усевшись рядом с веселым Евгением, он вспомнил, что забыл поздороваться.
— Ты стал какой-то рассеянный, Лешка, — сказал Ладилов.
— Нет, — возмущалась Эля, — это же совсем ни к чему! Вы засели в своей библиотеке — Женя мне говорил — и в город даже не показываетесь. Почему на реку тогда не пришли?
Алексей хотел ответить, но не успел.
— Это, Элька, будущий академик, не иначе, — заявил Евгений. — Книг он перечитал!
«Элька!» Мог бы он так ее назвать? Коноплин ужаснулся от одной этой мысли. Значит, отношения у них зашли далеко. Недаром последние дни Ладилов возвращался в гостиницу поздно.
— Я…
— А ты не якай. У него, Элька, нет никаких причин для оправдания. Это такой тип, что, если упрется, трактором его с места не сдвинешь.
Алексей нахмурился.
— Брось! — резко оборвал он. — Типы бывают только среди блатных. — Сказал и сам поморщился от неуместного и такого грубого слова.
— Извините, Эля. Настроение у меня что-то неважное. Бабушка очень приболела, просит приехать в последний раз, а я не могу. Вот и…
— Бабушка?! — Евгений рассмеялся. — Не завирай! Давно бы мне уже о бабушке рассказал!
Девушка ничего не понимала, переводила взгляд с одного на другого.
Коноплин разозлился:
— Для тебя ни бабушек, ни мам, ни братьев — никого нет! Зачем Засядько мучил? Без всякого смысла. А у него не бабушка, а целая семья бедствовала!..
— Ой, Элечка! С таким соседом пропадем! — смеялся Евгений. — Передаст нам свое настроение! Пойдемте лучше пройдемся, что ли. Никуда теперь билетов не достать. Разве на танцы?
— Вы будете танцевать? — повернулась Эля к Алексею.
Он мельком глянул на нее и почувствовал, что начинает краснеть.
— Нет. Я лучше поброжу по парку.
— Я тоже против танцев. Вчера были и позавчера — достаточно. Не каждый день ходить! Останемся в парке, Женя?
Ладилов пожал плечами:
— Как хочешь.
Но видно было, он не особенно рад такому времяпрепровождению.
В парке пробыли допоздна. Алексей по обыкновению больше молчал. Евгений без конца шутил, дурачился. Эля смеялась. Она почти все время смотрела на Ладилова.
Потом Евгений принялся рассказывать истории из жизни авиаторов, вычитанные им или услышанные от товарищей. Девушка ежилась, ахала.
— Ой, как страшно! Лучше уж не летать!
Она вела себя совсем иначе, чем при первых встречах, была совсем не такой нелюдимой, как казалось вначале.
Алексей понимал, что он представляется «третьим лишним». Только когда разговор перешел на книги, он оживился. Читал он много и охотно. И с Элей было интересно разговаривать: она знала немало — училась на четвертом курсе политехнического института.
Опять уселись на скамейку. Снова разговором всецело завладел Евгений. Алексей вскоре встал:
— Извините, мне пора уходить.
— Почему? — удивилась Эля. — Рано еще!
— Знаете, что-то голова болит. Подумаете, как девушка, жалуюсь? — невесело усмехнулся он.
— Что вы! Но к воскресенью вы должны быть здоровы. Пойдемте на реку. Хорошо?
— Попробую.
— То бабушка заболела, то он. Ничего не понимаю! Оставайся, Лешка! — предложил Ладилов.
— Нет, надо идти, так лучше. До свидания!
Алексей ушел. Голова у него не болела. Но зачем мешать другим своим присутствием? С девушкой Евгений на «ты», а она с ним, Коноплиным, на «вы», — чепуха какая-то получается! Выступать в роли рыцаря!.. Нет, он поступил правильно, что ушел и оставил их одних.
В НОЧНОМ ПОЛЕТЕ
Сумерки. Знакомый путь к аэродрому. Знакомая проходная. Силуэты самолетов в ровном строю у рулежных дорожек. Серая, как и сами сумерки, бетонка. Знакомый, давным-давно ставший привычным запах горючего и масла, лака и краски.
Летный состав выходил из автобусов, остановившихся у командного пункта. Алексей подождал Евгения.
— Вот тебе на! Уже здесь, в автобусе, бензину нанюхался, а еще летать! Некстати. Собирался сегодня идти с Элькой в театр, а тут опять ночные!
Снова — «Элька» и немного хвастливый тон! Что-то в друге Алексею начинало не нравиться. Излишняя развязность? Или хвастовство?
Коноплин отгонял от себя подобные мысли. Может быть, он неправ и думает предвзято о Ладилове потому, что неожиданно между ними встала Эля?
Только не это! Алексей никогда не смог бы себе простить, если бы отношения между ними испортились из-за девушки.
Летчик зашел на командный пункт. Штурман направился к стоянке. У самолета его встретил улыбающийся Засядько.
— Товарищ старший лейтенант, из отпуска прибыл! — доложил он, хотя делать это был и не обязан.
Коноплин пожал руку ефрейтору.
— Вижу, довольны. Наверное, отпуск пошел на пользу?
— На пользу, товарищ старший лейтенант. Ребят пристроил.
— Братьев?
— Ага. Теперь двое в интернате учатся. А младший пока с матерью. Прибаливает она. Думаю, попозже и меньшой попадет в интернат.
Засядько полез в карман, засмущался, покраснел, вытащил что-то завернутое в газету.
— Вот. Возьмите, товарищ
