стороны в сторону и разбрызгивая ледяные капли.
— Вот это дерьмо хорька не просто бросило своё весло из-за лопнувшей мозольки, — начал я. — Девочке стало больно пальчики, видите ли. Свейн сделал это открыто и при всех, наплевав на воинское братство. Послав в Хель не только меня, но и весь наш драккар со всей нашей командой.
Норманны недовольно загудели.
— Мы все здесь мужчины! — продолжил я. — И мы не бросаем своих! Как считаете, достоин он присутствовать в нашем братстве? Или Свейн Торкельсон годен только на то, чтобы прислуживать за столом вместе с трэллями и домашними девками?
— Нет! Недостоин! — выпалил Торбьерн.
— Пусть катится отсюда! — воскликнул Лейф.
— К девкам его! Прочь! — наперебой заголосили остальные.
Вся команда в едином порыве выступила против Свейна, который сидел на заднице и обтекал.
— И уж тем более нам не нужны воины, неспособные одолеть врага даже со спины! — продолжил я.
Грянул взрыв хохота, который пришлось переждать, прежде, чем продолжить свою речь.
— Бросьте его за борт, парни, — сказал я. — Больше нет сил терпеть его вонь.
К Свейну подскочили сразу четверо, хватая за руки и ноги. Подскочили молодые, его ровесники и, возможно, друзья, ветераны даже не шелохнулись, только посмеиваясь над происходящим. Свейн почти даже не сопротивлялся, и его с размаху швырнули за борт, в ледяную воду Трандхейм-фьорда.
Он вошёл в воду с громким плеском, сразу же забарахтался в воде, словно бы мы бросили его на глубину, но вскоре понял, что воды здесь всего лишь по грудь, и встал на ноги. В спину ему полетели насмешки и оскорбления, и он, как оплёванный, молча побрёл в деревню, а мы поплыли обратно. Нам предстояла ещё тренировка с парусом.
— Он это запомнит, — тихо сказал мне Гуннстейн. — И будет мстить.
— Если запомнит, может, хоть на пользу ему это пойдёт, — сказал я.
Мы на вёслах вышли к середине фьорда, туда, где было немного попросторнее, и принялись гонять молодёжь ещё и так. Поставить мачту, поднять парус. Спустить парус, убрать мачту. Тренировались ловить ветер и поворачивать одним только парусом, тянуть канаты и вязать узлы. Мне и самому не помешала бы такая тренировка, так что я определённо проводил время с пользой.
Вернулись мы только вечером, взмокшие, усталые, но довольные. Драккар хорошо вёл себя на большой волне, слушался руля, команда постепенно набиралась опыта. Само собой, Гуннстейн ворчал, не переставая, что в открытом море мы с такими моряками все обречены, но я видел, что это просто старческое ворчание. Мол, раньше дети рождались с веслом в руках, прямо из колыбельки в море просились, не то что нынешнее племя. Такого брюзжания я наслушался и в своём времени, это вечная тема, и спорить со стариком желания не было.
И раз уж в команде вдруг образовалось вакантное место, то я не стал заморачиваться с поисками нового лоботряса с окрестных ферм, а просто освободил Кеолвульфа. Сакс всё это время жил у меня, помогая моей матери по хозяйству, чинил крышу, заготавливал дрова на зиму. Я предложил ему свободу в обмен на год службы, и он, сжимая в руке деревянный крестик, поклялся стать на этот срок моим человеком.
Роль хёвдинга давалась мне легко. Это оказалось не сложнее, чем командовать взводом или ротой, что в мирное, что в военное время. Просто будь чутким к происходящему в отряде, держи нос по ветру и старайся быть в курсе дел, даже самых мутных. И ставь общее благо выше своего собственного.
Да и мои люди постепенно привыкали к тому, что ими командует сопляк. Хотя никто уже и не пытался называть меня сопляком, салагой, молодым или как-либо ещё. Я завоёвывал авторитет по капле и не собирался его терять по глупости. В конце концов, у меня был план, как разбогатеть, и я охотно о нём рассказывал, снова и снова подогревая интерес каждого к походу в Англию.
Разного рода схемы так и вертелись у меня в голове, единственное, чего не хватало для их реализации, так это времени. Схемы не только мошеннические и грабительские, направленные на то, как разбогатеть в кратчайшие сроки, но и изобретательские.
Я мог бы собрать простейший самогонный аппарат. Простейшие осадные орудия вроде огромных стреломётов, примитивные паровые машины, воздушные шары и прочее. Но для этого нужно было время, которое утекало с неимоверной скоростью, словно песок из пальцев. Нужны были опыты и множественные попытки, во время которых никто не будет отвлекать меня по пустякам. Может быть, мне удастся сделать хоть что-нибудь из этого во время зимовки, но я особо не рассчитывал на такую удачу.
Поэтому основную ставку я делал не на превосходство в техническом плане, а на воинскую выучку, которой, в целом, хватало и так. Норманны гораздо больше любили подраться, нежели саксонские крестьяне-ополченцы, и если воевать не числом, а умением, по заветам Суворова, можно будет бить англичан в хвост и в гриву. А именно так нам и придётся воевать, даже если Рагнарсоны поднимут в бой абсолютно всю Скандинавию. Англичане превосходили нас числом.
Вот только они были разобщены и рассеяны, к тому же с запада их регулярно терзали бритты, а с севера — пикты и скотты. Да и среди англосаксов накопилось множество противоречий и разногласий. Я немного успел собрать информацию в Хроаррскильде, да и рассказы Кеолвульфа помогали понять, что на самом деле происходит в стане врага.
В Нортумбрии, которая на данный момент и была главной целью похода, за власть боролись сразу два короля-соправителя, Элла и Осберт, и я не сомневался, что Рагнарсоны попытаются на этом сыграть, иначе я буду сильно в них разочарован.
Каждый олдермен в своей вотчине чувствовал себя полновластным хозяином, подчиняясь королю лишь номинально, власть в саксонских королевствах была сильно децентрализована, и это тоже играло нам на руку. Так что надо бить их поодиночке, заключать союзы со слабыми и разбивать сильных, чтобы потом повернуть своё оружие против прежних союзников, если они откажутся подчиниться. Вероломство? Нет, стратегический замысел.
За военную сторону похода я не опасался, сомнений в том, что объединённое войско данов, шведов и норвежцев сумеет побить саксонских корольков, не было. Гораздо больше меня беспокоила моральная сторона вопроса. Церковная пропаганда. Вот в этом вопросе норманнам совершенно нечего было противопоставить.
Я нормально относился к христианству из моей эпохи, но здешнее христианство, воинствующее, жадное, требовательное, ревнивое, приводило меня в