мне запрещал, но я его не послушалась. Плавала я хорошо, но в море купалась в первый раз. На глубоком месте меня неожиданно накрыла волна, и горько-соленая вода попала мне в рот. Я растерялась и хлебнула во второй раз, в третий. Дыхания не было, и силы оставляли меня. Я крикнула мужу:
— Тону!
А он думал, что я дурачусь, стоял и улыбался. Я крикнула еще раз. Только тогда до него дошло, что я не шучу. А как он меня вытащил, я не помню. Очнулась я на берегу, на его коленке, меня рвало горько-соленой водой.
Санчасть помещалась в доме, находившемся напротив наших окон. Руководил ею военврач Сергей Сергеевич (СС), в этом же доме он и жил. Он был нашим с Тимой земляком и на правах такового не раз просил меня сварить ему каши. Покушать он любил и был человеком упитанным. Елена Сидоровская рассказала о нем такую историю. Раз летчикам в столовой показалось, что котлеты недоброкачественные. Вызвали СС, тот пришел и взял у одного пилота котлету с тарелки. Съел. Потом взял у другого, съел. И так котлет восемь. Все молча, с интересом наблюдали за процессом этой экспертизы. Дожевав последнюю котлету, Сергей Сергеевич сделал заключение:
— Да нет, вроде ничего. Ну, ешьте кашу.
Когда он вышел из столовой, раздался дружный хохот. Особенно веселились те, чьи котлеты уцелели.
По какому-то поводу мы устраивали застолье. Вдруг к нам зашел один из технарей с женой:
— Можно к вам?
— Пожалуйста, проходите.
А среди приглашенных был москвич Булгаков, который этого технаря терпеть не мог.
— Зачем ты его пригласила?
— Я его не приглашала, они сами пришли. Ну не прогонять же их.
После застолья пошли гулять, и на прогулке Булгаков сцепился со своим недругом. Сначала словесно, а потом и физически. Их разняли, пошли домой. Смотрю, а у Булгакова ордена нет. Вернулись на поле боя, все обыскали — ордена нет. Кажется, на следующий день пришел за хлебом дед.
— Галя, а я орден нашел.
— Красной Звезды?
— Да, иду, а он лежит на песке и на солнце сверкает.
— Вот здорово! А то мы вчера его обыскались.
Тима, узнав о находке, сказал:
— Ты его просто так не отдавай, требуй праздничный обед.
Булгаков накрыл поляну. Тима выступил:
— Сегодня мы собрались по поводу вручения хозяину утраченного ордена. Награда вернулась к своему герою.
И все с радостью отпраздновали это событие.
Я была в положении, и Тима повел меня пройтись. Решили, что гулять будем только вдвоем. Куда там! Только расположились на единственной среди песка полянке с земляникой, как появился Борька Типашкин.
— Уф, еле вас нашел.
— А что случилось?
— Ничего, просто захотел с вами погулять.
— Но у нас в планах было гулять вдвоем.
— Нет, я с вами.
Немного погодя к нам присоединился и СС.
— Вы чего так далеко зашли? Галине в ее положении нельзя сильно утруждаться.
— Ну и сидеть на месте тоже вредно.
А тут по бетонке едет на машине техник Полторак, у тещи которого мы впоследствии покупали молоко. Он из битых немецких машин сумел собрать себе одну целую. СС тормозит его:
— Довези до дома Галину.
— Рад бы, да боюсь, что двоих машина не потянет.
Посадили меня, и, действительно, не тянет. Я вышла, а СС и говорит:
— Она тебя и одного не потянет.
— До этого тянула.
СС зашел сзади и, когда Полторак пытался тронуться, приподнимал машину, так что задние колеса крутились в воздухе.
Тот вышел из машины.
— Что за черт?!
— Я же говорил, что не поедет.
Полторак осмотрел машину, вроде все в порядке. Сел, дает газ, а СС снова колеса приподнимает. И так долго мурыжил техника, пока самому не надоело. Тогда только Полторак благополучно уехал.
Новый, 1949 год отгуляли хорошо. Встречали у Семеновых (дяде Яше Семенов очень понравился, такой же рязанец-косопузый). Второго января мне стало что-то беспокойно, а днем начались схватки, значит, пора отправляться в Балтийск в госпиталь. Собрали вещи и пришли на пристань. А там объявляют, что рейсового катера не будет, так как после Нового года команда вести судно не в состоянии. Меня знобило, трясло, начали отходить воды. Тима побежал узнать — будет ли какой-нибудь транспорт. Там пообещали подогнать военный катер.
Катер подошел, но к пирсу приблизиться не смог. Борт далеко и высоко. Я посмотрела и ужаснулась. Бросили трап, и матросы начали меня затаскивать по крутой наклонной плоскости. Один матрос спереди, другой сзади, третий сбоку. Командуют:
— Вниз не смотри.
Воды отошли, схватки продолжаются, а я на этом страшном трапе. И не смотри. Как это не смотри? А куда, в случае чего, я буду падать?! Я скулила, но ползла вверх. А Тиму матросы попросили не мешать. В результате меня погрузили на борт, поплыли. А на том берегу ситуация та же, но зеркальная — уже сверху вниз. Половину трапа преодолела, сползая на заднице, половину на ногах. И как только на том трапе и не родила?!
Спустились все-таки удачно и к полуночи добрели до госпиталя. Там меня сразу взяли в оборот. Я от боли бегала, а на меня шумели, что бегать нельзя. Отправили в родильное отделение, а там врач стала паниковать, узнав, что я из Ленинграда. Я худенькая, первые роды, а плод большой, могу сама не справиться. А медсестра-акушерка меня подбадривала:
— Не боись, справимся, слушай меня. Берись руками за колени и тяни их на себя. И большой выдох.
И действительно, в три часа ночи я благополучно родила сына. По тем голодным временам ребенок был крупный — 3 кг 800 и ростом более 50 см. Сразу закричал, мне показали его и сказали:
— Посмотри, какой богатырь!
Взвесили, обработали, завернули и унесли. А я мокрая, в воде и крови, осталась на столе. Вдруг пришел здоровенный матрос, завернул в сухую простынь, взял на руки и понес. Каталки, видите ли, в госпитале не было, так матроса приспособили вместо нее. Я сначала обалдела, но потом закричала:
— Это еще что?! А ну положи на место.
— Я должен доставить в палату.
Вынес на лестницу. Я снова:
— Поставь меня, я сама.
— Не положено.
— Говорю, поставь!
Он все-таки поставил. И я босиком и в мокрой рубахе сползла по лестнице вниз в палату. Там меня встретила нянечка. Сменила рубаху и уложила в кровать. Я была в каком-то забытье, когда пришла дежурная сестра и под общий хохот, прибавив, конечно, от себя, красочно пересказала мою перепалку с матросом-каталкой. Я это слышала сквозь дрему, голоса будто издалека доносились, но я