Так вот, ни в одном из вышеперечисленных мест намёка на швабру не было и в помине, более того, коллекционеры, к которым он обратился признались, что про священные швабры слышат в первый раз. Рогаткин был немало этим озадачен и экстренно позвонил Натану Фридиевичу Бубсу.
Тот успокоил следователя.
— Лев Тимофеевич, если вы спросите у папуаса, к примеру, о лаптях? Или о валенках с галошами? Что папуасы на это ответят?..
— Ага-ага… — старший следователь межрайонной прокуратуры залился краской. — Я с вами согласен, Натан Фридиевич, бесполезная затея у папуаса про галоши выспрашивать.
— Именно, разлюбезный мой! Звоните, если что… Всегда вам рад, Лев Тимофеевич! Приезжайте в гости, — жизнерадостно пробубнил Бубс.
Ближе к вечеру Рогаткин зашёл в универмаг и, среди прочего, купил баночку сметаны для Белоснежки.
— Кошачьи бисквиты всухомятку, всё-таки, неправильная еда, — громко ворчал старший следователь, поднимаясь с пакетами вегетарианской еды на свой этаж. — Пусть сами едят кошачьи бисквиты всухомятку, пусть!..
Всего какую-то минуту назад Лев Тимофеевич встретил свою соседку по дому — Галю Зотову. Она выходила ему навстречу из подъезда с коляской, в которой попискивала её новорождённая внучка.
— Здравствуй, Лёва, — неодобрительно, как ему показалось, покосилась на следователя Галя. — Подержишь дверь, пока я выйду? Спасибо.
— Куда так поздно, Галя? — кашлянул в сторонку Рогаткин. — Там фонари не горят и скользко. Я чуть ногу не сломал у второго подъезда.
— Дочке внучку в соседний дом отвезу и обратно, — улыбнулась Галя. — Пока, Лёва! Ты на домре все еще играешь или уже нет?..
«Я любил девушку с нашей улицы, а на ней женился мой друг… У них родилась дочка, а теперь вот внучка. Я думал, что найду ещё десять Галь! И не нашел почему-то… Галя оказалась единственной в своём роде, выходит, так?» — сердито размышлял Лев Тимофеевич, пока открывал ключом дверь; ведь только черноглазая Галя Зотова ещё помнила, что он играл на домре.
Оставив все скверные мысли за порогом, он вошёл и подмигнул Белоснежке. Кошка сидела в прихожей и ждала следователя.
«Почему я чужой жизнью интересуюсь, больше чем своей? — с удивлением глядя, как Белоснежка лапой черпает и ест сметану, думал следователь. — У меня нет личной жизни. У всех есть, а у меня нет!.. Надо позвонить Свете».
Но телефон Светы не отвечал.
«Мне дышать трудно без неё!» — Лев Тимофеевич постоял, укоризненно глядя на старый чёрный телефон на стене, и пошёл готовить ужин.
В честь скорого выходного дня ужин был парадный — грибы, запечённые в сметане, и чай с шоколадным тортом.
Способна на роман
Через Тихорецкий тракт ехали машины. Света стояла у дороги, крепко держа за руку сына. Они шли из поликлиники.
Вчера в ток-шоу она случайно увидела Рогаткина. Лев Тимофеевич, каким он был в свой приезд в Тихорецк, и вчерашний — разительно отличались. Вчерашний был в бабочке, вместо галстука. Света хмуро улыбнулась.
— На, грызи морковку, зайчик, — она протянула сыну кусочек морковки из пакета.
— Не грызется, — Ваня отдал морковку обратно и чихнул.
Было тепло, снег на солнце быстро таял. Над Тихорецком уже второй день пролетал антициклон.
— Пошли, — сворачивая к дому, поторопила она сына.
«Не звонит, — Света затопила печку и покосилась на телефон. — Наверное, у него есть кто-нибудь! Какая-нибудь женщина. А может быть, мне позвонить самой? А смысл?»
— Спокойной ночи, сладких снов, — Света уложила сына и снова взглянула на телефон.
— Здравствуй, Лев! — уже через минуту звонила старший следователь старшему следователю. — А я ждала твоего звонка.
— Правда?.. А я звонил, — Лев Тимофеевич поперхнулся, он как раз ужинал жареной картошкой с грибами. Початая бутылка портвейна стояла в центре стола.
— Я с сыном на больничном, — вздохнула Света, поглядывая кипящий чайник. — Ты теперь артист?..
— Света, запиши-ка мой адрес, — прожевав, сказал Лев Тимофеевич. — И имей в виду, я — мужчина с серьёзными намерениями. Приезжай в гости, хорошо?
«В гости пригласил… Что бы это значило?» — хмуро подумала Света, положив телефон на стол.
— Света?.. Вас не слышно! — ещё с минуту тщетно взывал к Светлане Рогаткин.
Над Тихорецком блуждал антициклон. Сосульки таяли даже ночью.
Даша
Следственный изолятор.
— Я вас только что освободил под залог! Правда, я молодец?.. Даша, согласитесь, две подписки о невыезде для ваших семнадцати с половиной лет — это всё-таки перебор! — адвокат только что не прыгал.
— Вы от папы? — Даша, щурясь и зевая, стояла у дверей СИЗО вместе со своим спасителем адвокатом Лыжиным.
— От папы вашего, а от кого же еще? Михаил Васильевич, как с Урала прилетел, так всё и узнал. Говорит, иди, Лыжин, освобождай мою дочь!
Даша смерила Лыжина презрительным взглядом, а тот залился довольным смехом.
— Ну, вот… Куда вас везти? Вы такая нервная, Дарья Михайловна…
— На Моховую. Нет, везите меня на Радужную, к папе! — покачала головой Даша, садясь на заднее сиденье джипа.
В Москве сияло солнце, и вовсю таял снег. В лужах торопливо мылись воробьи, а оккупировавшие заборы вороны, неодобрительно каркали.
Грусть
Офисный центр, семнадцатый этаж, кабинет председателя совета директоров холдинга «Курицы России».
Игорь Дудкин курил у окна и смотрел на Кремль. Под столом дремал пудель и громко, по-собачьи, храпел.
«Когда я ездил в метро, мне нравилась одна „колючка“… Однажды я видел эту „колючку“ в клубе „Эврибади“, она сопровождала одну раскрученную телеведущую», — Дудкин отошёл от окна и неожиданно для самого себя кукарекнул.
Пудель всхлипнул во сне, очнулся и долго смотрел на своего хозяина, пытаясь узнать — кто это?.. Узнал, вскочил и отряхнулся.
«Увидеться бы с колючкой», — подумал Дудкин. «Колючка» не выходила у него из головы уже неделю.
Игорь снова подошёл к окну — перед офисным центром развевался флаг корпорации: хохлатая курица в фартуке и кокошнике кружилась на золотых коньках.
Не плачь
Тёмный уголок гримёрной телецентра.
— Я всё думаю, Ир, с чего началась моя чёрная полоса, а?.. — Лера, закрыв лицо руками, плакала навзрыд.
На полу валялись сумочка, два пакета с костюмами и пачка сигарет.
— После Нового года у меня сломался лимузин… Потом мне сломала нос эта ведьма!.. А сегодня меня уволили с телеканала по сокращению штатов, сволочи-и-и-и!.. Пошла вон, так это называется, Ир? Что же делать? Я без телевидения жить не могу! — громко причитала Лера, размазывая тушь на щеках.
