Притягивает к себе. Его горячее тело тут же согревает, сбивая мой озноб. И как бы ни было противно это признавать, мне приятно находиться к нему так близко.
– Успокойся, Ромашка. – Касается стёсанными костяшками пальцев щеки, удерживая меня, не позволяя выбраться из тесных объятий. Рассматривает каждую мою грёбаную веснушку. – Я вспылил. Не прав, признаю. Вёл себя недостойно. И не должен был тебя касаться. Больше этого не повторится.
Ожидала услышать всё что угодно, но только не эти слова.
Вытягиваю губы трубочкой, ошарашенная подобным признанием. Думала, что он меня с землёй сровняет. Ещё больше изваляет в грязи.
Что это? Очередная его стратегия? Всматриваюсь в его глаза и не нахожу ответа.
– Ты и сейчас меня касаешься, – напоминаю тихо.
Выдыхает тяжело. Отпускает, накидывая мне на плечи свой пиджак. И отворяет дверь.
Не сразу заметила, что музыка стихла. Народу на вечеринке значительно поубавилось. Не оглядываясь иду вперёд, надеясь, что не увижу знакомых лиц. И хотя бы в этом мне везёт.
Удивляюсь, что сюда Питон прибыл без привычной оравы телохранителей, верно следующих за ним. Подводит меня к машине, припаркованной на подземной стоянке. Мнусь на месте, не представляя, как сейчас должна разместить на коже сиденья свой горящий зад.
– Тебе помочь? – замечает мой взгляд Питон. Его глаза темнеют, и мне становится ещё более неловко. Сцепив зубы, устраиваюсь в кресле. Кожа холодная, и это обстоятельство несколько снижает градус боли.
Машина трогается с места. Несётся по городу на большой скорости, отчего светофоры, фонари и вывески ночной Москвы сливаются в единое белое пятно. Пялюсь в окно, стараясь не думать о том, что ждёт меня дальше.
Одно знаю точно: теперь назад дороги нет.
«Рай» так «Рай». Лишь бы не находиться рядом с дядей. Иначе я свихнусь от нездоровой тяги к нему.
Машина останавливается у незнакомого дома. С удивлением смотрю на Льва.
– Это моя квартира, – сообщает, – переночуем здесь.
Глава 17
Глава 17
Вдруг ловлю себя на мысли, что мне очень интересно заглянуть в то место, куда заползает Питон по ночам. Оказаться в его доме – одна из редких возможностей приоткрыть завесу тайны.
Кто вы, мистер Лев Багров?
Дядя отворяет передо мной дверь, пропуская вперёд. Хм. Здесь пахнет им. Сбрасываю туфли, испытывая облегчение оттого, что наконец избавилась от высоченных каблуков. Прохожу в просторную гостиную. Любопытство побуждает желание всюду заснуть свой нос. Вдруг иного подобного шанса не представится?
Не знаю, чего ожидала. Возможно, что здесь всё будет из камня выточено. Темно и неуютно, как в пещере. Или, если быть точной, как в норе у питона. Но мои опасения оказались напрасны. К своему сожалению, я не нашла даже леопардовых ковров и меха. Впрочем, я ещё не видела его спальни.
В просторной гостиной каждый предмет интерьера идеально сочеталось друг с другом. При этом не создавалось ощущения, что это место не приспособлено для жизни. Наоборот, здесь хотелось находиться.
Едва преодолела желание забраться в кресло, проверяя, так ли оно удобно, как выглядит со стороны. Свернуться клубочком и никуда отсюда не уходить. В их загородном особняке я чувствовала себя неуютно. Он чем-то напоминал мне детский дом, только помпезнее и богаче. Зато одиночество и там, и там не отличалось по вкусу.
Я всё никак не могла найти в нём себе места. Слишком большая территория. А мне хотелось спрятаться. Вжаться в угол, понимая, что я в безопасности хотя бы с двух сторон. Не знаю, откуда во мне это стремление. Инстинкт самосохранения детдомовской, никому не нужной девчонки, за которую никто не станет вступаться.
Позвонки сводит, и это заставляет меня обернуться в сторону взгляда, прожигающего макушку. Попала под дядин прицел.
Только не понимаю выражение его лица. Что оно значит? Ему интересно наблюдать за мной?
Прохожу дальше, ведомая потребностью узнать о нём чуточку больше, чем ничего. Рядом с книжной полкой одно фото. Без рамки. Помятое. Цвета выгорели со временем. Мне страшно брать его в руки, и я сцепляю их за спиной, подаваясь вперёд.
На снимке изображен мальчик лет трёх на руках у мужчины. И рядом –привлекательная молодая женщина. Улыбаюсь против воли, узнавая Питона в сорванце. Что-то тёплое разливается внутри. Надо же, он когда-то был маленьким. И милым.
Одно лишь удивляет. Взгляд у мальчугана настороженный и угрюмый.
Сразу вспоминаю фотокарточки в особняке. Там тоже много красивых фото. Только этой женщины на них я не видела.
– Это твоя мама? – спрашиваю, не в силах уместить картинку его жизни в голове целиком.
– Да, – безэмоционально подтверждает, и я догадываюсь, что эта тема закрыта. – Ты голодна?
Кидаю в него колючий взгляд. Напряжение между нами раздражает.
Если кинуть спичку, тут всё воспламенится.
– Выпорол, теперь накормить хочешь? – смотрю на него хмуро, бесясь от перемены его настроения. – Ты просто идеальный папочка.
– Тебе было мало, ждёшь добавки?
Что-то в его голосе царапает сознание, пуская мурашки по телу.
Мне не хочется вести этот диалог. Он опасен для меня. Я себе совсем не доверяю. Что уж говорить про Питона. Я не все его эмоции умею читать. Но в глубине его серых глаз такой лютый голод, что мне кажется, он обглодает меня до косточек. И тогда от меня ничего не останется.
И всё же я злюсь.
Больше всего на себя. Потому что Лев рождает во мне непозволительные желания. Фантазии, которые хочется вытащить из головы любым способом. Ещё чуть-чуть, и я соглашусь на лоботомию.
И на него злюсь. Просто потому, что он решил вклиниться в мою судьбу. Перевернув всё с ног на голову, растоптав мою прежнюю жизнь. Пусть нищую, но хотя бы понятную и безопасную. А мне остаётся только портить ему существование в отместку.
– Смотря что предложишь, – срывается с языка.
Втягиваю воздух, понимая, что играю с огнём. Зная, какой может быть плата, я готова подпалить кончики волос и получить ожоги. До чёртиков хочется вывести его из равновесия. Снова. Не отдавая себе отчёта, насколько мои действия неправильные. Почти больные.
Замечаю, что рука Льва, лежавшая на гранитной столешнице, сжимается в кулак до побелевших костяшек. И почему-то от этого зрелища становится легче. На губах расцветает шальная улыбка, которую я не в состоянии контролировать.
– То, что я хочу тебе предложить, может застрять в горле, не боишься подавиться?
У него такой спокойный голос, что у меня на обработку вопроса уходит какое-то время.
Что он сказал? Лев раньше не позволял себе никакой двусмысленности. Поэтому сейчас жгучая краска стыда заливает лицо.
