парнем. — Ты можешь идти медленнее?!
— Что? Почему? — Драко остановился, но не выпустил руку девушки из своей хватки.
— Нога болит, — нехотя сказала когтевранка и продолжила путь в сторону больничного крыла. Драко заметил, что она хромала на правую ногу.
— Из-за драки?
— Нет, ещё до этого, не важно, — отмахнулась Николь и опустила взгляд на руку парня, который всё ещё не отпускал её руки.
— Рейнер! — недовольно прорычал Драко, и девушка поняла, что лучше его не злить.
— Вчера было моё первое занятие с… — волшебница посмотрела по сторонам, опасаясь быть услышанной. — Сам знаешь, с кем.
Драко резко остановился. Поскольку он всё ещё держал её за руку, Николь пришлось остановиться тоже. Казалось, парень совсем не замечал, что до сих пор не отпустил девушку.
— Что он делал? — безумный взгляд метался по телу когтевранки, выискивая раны, оставленные палочкой, а не кулаками.
— Ты хочешь поговорить об этом здесь? — Николь осмотрела коридор, прежде чем её глаза посмотрели в глаза парня.
— Ты права, — Драко мгновенно принял безразличный вид и продолжил путь, потянув когтевранку за собой.
Они дошли до больничного крыла, и только тогда слизеринец отпустил руку девушки.
— Я подожду здесь.
Блондин прислонился спиной к стене около входа в лазарет, а Николь вошла внутрь. Несколько минут её не было, пока мадам Помфри обрабатывала рану. Драко словил себя на мысли, что он… волновался? Не за порез, это действительно был пустяк, а за её занятия с Тёмным Лордом. Представить, что он с ней делал было страшно. Малфою приходилось брать несколько уроков от Волан-де-Морта. За каждую неудачу он получал Круциатус. Перед глазами Драко всплыла картинка пыток Николь. Он мог представить её крики. Слизеринец передёрнул плечами.
С ней всё в порядке.
Драко прикрыл глаза, восстанавливая дыхание. Он просто накрутил себя. Всё не так плохо.
— Можем идти, — раздался голос справа от него, и парень открыл глаза. Он опустил взгляд на руку Николь. Её палец был перемотан бинтом.
— Куда? — не сразу понял Малфой.
— Эээ… На урок? — девушка обеспокоенно посмотрела на Драко.
— Точно. Урок.
Ничего больше не говоря, Малфой обошёл Рейнер и направился в сторону кабинета зельеварения. Николь удивлённо подняла брови и пошла следом, похрамывая.
— Ты можешь не лететь так?
Драко услышал голос девушки позади и притормозил.
— Спасибо, — сказала Николь, поравнявшись с блондином. Драко молча кивнул и пошёл дальше, но уже медленнее.
До конца урока они не перебросились и парой слов. Николь с нетерпением ждала звонка, означающего конец занятия. Ей нужно было упражняться в магии. Оставалось мало времени.
Наконец, урок закончился и Рейнер быстро, насколько позволяла больная нога, выбежала в коридор. Она сразу же отправилась в выручай-комнату — единственное место, где можно было потренироваться в тишине и без лишних глаз. Благо, Драко побеспокоился о том, чтобы в комнате были все необходимые книги. Боевые заклинания тоже присутствовали. Когтевранка бросила сумку на диван и открыла учебник. Николь достала волшебную палочку и принялась за изучение теории, подкрепляя её практикой.
* * *
В гостиной Слизерина было слишком шумно и душно, чтобы на чём-то сосредоточиться: кто-то громко говорил, кто-то смеялся, а старый проигрыватель крутил одну из множества пластинок, которые были забыты в Хогвартсе ещё их родителями.
Пэнси затянулась сигаретой, ловко выпрошенной у Драко, и откинула голову на спинку дивана, прикрыв глаза. Голова медленно покачивалась в такт музыке, но она этого даже не замечала — два стакана огневиски сделали своё дело: она наконец-то смогла расслабиться.
Ещё один год в Хогвартсе. Ей казалось, будто она учится здесь уже целую вечность.
Ещё один год, когда ей придётся оправдывать чьи-то завышенные ожидания и соответствовать чьим-то стандартам. Ей вновь придётся зубами держаться за своё место на самой верхушке этой мерзкой школьной иерархии, к построению которой она сама же и приложила руку. Ей снова придётся быть той самой «тварью Паркинсон», которой другие боятся даже посмотреть в глаза, встретившись вдруг в коридоре.
И если раньше созданный ею образ веселил, то сейчас всё это больше утомляло Пэнси, это давило и ограничивало, практически не давало дышать.
— Чего лицо такое кислое? Неужели звезда всех вечеринок факультета разучилась веселиться за каникулы?
Резкий голос над ухом и две тяжёлые руки, опустившиеся на плечи, заставили Пэнси резко распахнуть глаза. Она бы даже подпрыгнула от испуга, но этот запах незаслуженно, по её мнению, дорогого одеколона она узнает из тысячи других — у Забини был вкус во всём, в том числе в хорошем парфюме и девушках.
— Блейз, дорогой, ты же знаешь, что мне всегда весело.
Ещё одна затяжка, и Паркинсон выпустила дым прямо парню в лицо, с лёгкой усмешкой наблюдая за тем, как от запаха он резко замер на мгновение, а затем быстро отмахнулся. Пэнси ждала, пока он обойдёт диван, чтобы упасть на него рядом с ней и с самым невозмутимым лицом вальяжно закинуть на неё ноги, словно так и нужно, словно он делал это уже тысячу раз.
— Обманывай себя сколько хочешь, Пэнс, но меня не проведёшь, — лениво протянул он и склонил голову набок. — Ты за весь вечер ни разу не подошла к нам, чтобы обсудить чей-нибудь безвкусный наряд или рассказать какую-нибудь бесполезную сплетню. Ты сегодня сама на себя не похожа.
Пэнси уже кривила губы, накрашенные тёмно-красной помадой, и готовилась сказать Блейзу что-нибудь обидное про его внешний вид, чтобы он отстал и оставил её в покое, но вовремя одёрнула себя — такого отношения к себе он точно не заслужил. Чувства простых однокурсников её не волновали, но чувства друзей задевать не хотелось, даже если «тварь Паркинсон» внутри неё скалилась и рвалась наружу, желая посильнее задеть Забини, ведь лучшая защита — всегда нападение. Вместо этого настоящая Пэнси лишь вздохнула и нервно провела рукой по волосам.
— У меня просто нет настроения.
— Когда у тебя просто нет настроения, то от этого страдают все остальные, а не ты сама, — пальцы Забини осторожно коснулись её запястья в поддерживающем жесте. — Мы ведь волнуемся за тебя.
Он кивнул в сторону Малфоя и Нотта, стоящих поодаль и о чём-то перешептывающихся, и Пэнси горько усмехнулась. Она ненавидела казаться кому-то слабой, потому что её с детства учили держать лицо. «Слабаки и плаксы высот не достигают», — так говорила ей мать каждый раз, когда у Пэнси что-то случалось.
— Ты же знаешь, что можешь нам всё рассказать, да?
Слова Блейза звучали по-настоящему, искренне, и от этого Паркинсон стало только хуже. Она отвернулась и вновь прикрыла глаза, пытаясь отвлечься на что угодно, лишь бы
