Он подкрался ко мне и от ощущения его дыхания на кончике моего уха по коже пробежала дрожь, и я сделала большой шаг в сторону от него.
— Это было не очень трудно, — сказала я.
— Но ты все равно заслуживаешь похвалы за то, что вообще попробовала. Кажется, для тебя это совсем другой род действий. — Он подтолкнул мою руку локтем. — Смею заметить, ты развиваешься, принцесса.
— Твое одобрение так много значит для меня, — проговорила я, и смех Райна прозвучал как искренний восторг.
Всю ночь я работала над тем, чтобы напоить Эвелину как можно сильнее, и мне это очень даже удалось. Мы с Райном стояли в углу бального зала и смотрели, как она кружится по кругу с одним из своих детей-дворян, истерически смеясь, в то время как лицо ребенка оставалось фарфорово-спокойным. Люди, теперь уже в основном иссушенные, лежали, сгорбившись, на столах и у стен, хотя несколько детей все еще ползали по ним, чтобы вцепиться в горло или бедра. Кроворожденные оставались сгруппированными вместе, настороженно наблюдая за происходящим и лениво потягивая свою кровь.
— Ей, — сказал Райн, — завтра будет очень тяжко.
— В этом вся идея.
Нет никого, кто был бы более свободен от секретов, чем пьяная личность. Нет никого, кого легче обвести вокруг пальца, чем вампира, которому нужно провести следующие два дня, восстанавливаясь после того, как накануне вечером он наелся крови или алкоголя, а еще лучше — и того, и другого.
— Когда я росла, мне нравились ночи после вечеринок, — сказала я. — Все спали, и я могла делать, что хотела, несколько часов. Если она достаточно пьяна, она расскажет нам то, что нам нужно знать, и затем она будет в стороне на следующий день или два.
— Звучит идеально.
Идеально, пока Эвелина была единственной, о ком мы должны были беспокоиться. Я все еще не была уверена, что это так. Лахор мог быть городом руин, но здесь должен был жить кто-то, кроме нее.
— Ты видел кого-нибудь еще? — спросила я, понизив голос.
— Ты имеешь в виду, кроме пятидесяти с лишним золотоволосых детей в этой комнате? Нет.
Мы оба приостановились, наблюдая за этими детьми. Они ползали по телам и хватались за кубки, не обращая внимания на дикое брыкание Эвелины, пока она не притянула их к себе и не настояла на том, чтобы они танцевали с ней.
Даже для вампиров их взгляды были такими… Пустыми. И все они светлоглазые блондины.
— Они Обращенные, — сказал Райн низким голосом.
Я взглянула на него.
— Что?
— Они обращенные. Дети. Они все Обращенные.
Я с нарастающим ужасом смотрела на детей, прильнувших к лужам крови, они были как бродячие кошки, пьющие воду из водостока. Подозрение было там, в глубине моего сознания, но теперь, когда эта мысль вырвалась на передний план… ужас от этого медленно поднимался к горлу. С каждой секундой, когда я об этом думала, это становилось все более отвратительным злодеянием.
Рожденные вампиры старели нормально. Но дети, которые были Обращены, оставались такими навечно, их разум и тело застывали в вечной, калечащей юности. Ужасная судьба.
— Как ты… — начала я.
— Ты пыталась поговорить с кем-нибудь из них? Многие из них даже не говорят на обитрэйском. Я нашел одного, который знал только глаэнский.
Еще одна волна отвращения.
— Она привела их сюда из человеческих земель?
— Я не знаю, как они сюда попали. Может быть, она платит торговцам людьми. Может быть, некоторые потерпели кораблекрушение. Может быть, она получает некоторых из них из своих человеческих районов. Черт, их достаточно много. Возможно, все так и есть.
Я наблюдала, как Эвелина с ликованием кружится по комнате, прижавшись к одному из своих детей-слуг, который, казалось, смотрел на нее за тысячу миль.
Все одинаковой внешности. Все такие молодые. Вечно молодые.
Мой желудок скрутило. Мы с Райном обменялись взглядами — я знала, что мы оба задаем одни и те же безмолвные вопросы и оба отталкиваемся от каждого возможного ответа.
— Твоя кузина, — процедил он сквозь зубы, — полная психопатка.
Я стряхнула с себя неприятное чувство.
— Давай просто заберем то, ради чего мы здесь собрались, и уйдем.
Я начала идти в гущу вечеринки, но Райн схватил меня за руку.
— Куда ты идешь?
Я вырвалась из его хватки.
— Вытягивать из нее информацию, пока она не потеряла сознание.
Я попыталась вырваться из его хватки, но он притянул меня ближе.
— Одна?
Что это был за вопрос, черт возьми? Я ожидала, что мое лицо вызовет обычную усмешку и дразнящее замечание, но он остался серьезным.
— Как насчет этого?
Его кончики пальцев пробежали по изгибу моего плеча. По моей коже побежали мурашки, а его прикосновение вызвало холодок. Затем я почувствовала боль, когда он провел пальцами по все еще кровоточащим полулунным следам, оставленными Эвелиной.
Это было так поразительно мягко, что мой упрек застрял на языке. Мне потребовалось слишком много времени, чтобы сказать:
— Ничего страшного.
— Это не пустяк.
— Ничего такого, с чем я не могу справиться. Я привыкла к тому, что меня ненавидят.
— Нет. Ты привыкла к тому, что тебя отвергают. Быть ненавидимой бесконечно опаснее.
Я отдернула руку, и на этот раз он отпустил меня.
— Я выиграла в Кеджари, Райн. Я могу справиться с ней.
Райн слегка улыбнулся.
— Технически, вообще-то в Кеджари выиграл я, — сказал он, не двигаясь, но и не сводя с меня глаз.
ЭВЕЛИНА БЫЛА УЖЕ ОЧЕНЬ, очень пьяна. Когда я подошла к ней, она выпустила руки своего спутника-ребенка и протянула их мне.
Я искренне не могла заставить себя взять ее руки, но позволила ей накинуть их на мои плечи.
— Кузина, я так рада, что ты наконец-то приехала навестить меня, — пролепетала она. — Здесь так одиноко.
Не так уж одиноко, если она завела целую армию детей, чтобы они составили ей компанию.
Она качнулась ближе, и я увидела, как раздулись ее ноздри от этого движения. Она объедалась всю ночь — она никак не могла быть голодной, но человеческая кровь есть человеческая кровь.
Я отстранилась от ее хватки, продев ее руку через свою и крепко держа ее, чтобы она не могла подойти ближе.
— Покажи мне вещи моего отца, — сказала я. — Я всегда хотела увидеть, где он вырос.
Мне было интересно, звучат ли эти слова так же неубедительно тошнотворно сладко, как они звучали из моего рта. Если и так, то Эвелина была слишком пьяна, чтобы заметить это.
— Конечно! О, конечно, конечно! Идем, идем! — пролепетала она и, спотыкаясь,
