с порога вместо приветствия.
— Хочу, чтобы ты знал: я пришла не ради тебя, а ради неё, — мара кивнула на Василису и, недовольно скривив губы, добавила: — Ну и пылища тут.
В комнате матери всё осталось так, как прежде. Обстановка радовала глаз: лакированная мебель с выгнутыми ножками, шитые золотом подушки, тяжёлые портьеры на стенах, её любимые книги в кожаных переплётах, даже золочёные гусли на столе. Василиса любила в задумчивости перебирать их струны, но пела очень редко. Лис долгое время и не знал, что у матери такой чудесный голос. Увы, не все птицы хорошо поют в неволе…
Мара сидела прямо на постели в ногах у Василисы, и княжичу это показалось кощунственным. Только он имел право быть здесь и прикасаться к корочке голубоватого льда, которым было покрыто тело спящей. Из-за него фигура Василисы казалась будто бы фарфоровой…
— Ты не могла бы пересесть? — он вошёл в комнату и прикрыл за собой дверь.
— Не доверяешь мне? — вишнёвые глаза мары полыхнули недобрым огнём.
— Я никому не доверяю, — Лис не стал скрывать правду. — А ещё — это моё место.
Маржана пожала плечами и нехотя, с нарочитой ленцой, перетекла в кресло, вытянув ноги, будто кошка. Княжич невольно залюбовался её отточенными движениями.
Сколько же они не виделись? В ту пору Кощей был жив, а Василису ещё не вморозили в лёд. Всё это осталось в прошлой жизни. Не самой лучшей, но в чём-то более счастливой, чем нынешняя.
— Так вот, я тебя позвал, чтобы… — начал княжич, но наглая мара перебила его:
— Знаешь, а мне плевать. Твой советник ни за что меня не нашёл бы, если бы я сама не захотела объявиться. Так что сперва ты меня выслушай.
— Э-э-э, говори, — Лис немного стушевался от такого напора.
— Ответь: ты правда хочешь освободить мать?
Она ещё спрашивает! Княжич подскочил как ужаленный:
— А что, были сомнения? Да я, можно сказать, живу этим желанием.
— Я должна была уточнить. Бессмертие порой сильно меняет людей, — пожала плечами Маржана.
— Не беспокойся, я ещё не превратился в Кощея.
— Я рада, — сухо сказала мара. — Тогда слушай: тебе понадобится перстень Вечного Лета…
Тут Лис, не выдержав, расхохотался:
— Тоже мне, новость! Дорогая, ты очень многое пропустила, отсиживаясь в тенях, словно крот в норе.
Мара в сердцах царапнула когтями по подлокотникам, оставив длинные борозды. Не нравится, значит, когда в трусости обвиняют, да? А вот нечего было сбегать!
— Ты дослушай. Ничего я не пропустила. И знаю, что перстня у тебя до сих пор нет, хотя ты и пытался его добыть.
— Нет — значит, будет!
— Надеюсь на это. Но, помимо перстня, понадобится ещё кое-что. Я вовсе не отсиживалась в тенях. Если хочешь знать, я всё Сонное царство вдоль и поперёк исходила, чтобы найти способ помочь Василисе.
— Какая неожиданная преданность! — фыркнул Лис.
От досады хотелось скрипеть зубами. Ох, совсем не так он представлял себе эту встречу…
— Да, я способна быть благодарной. В отличие от некоторых. Перейдём к делу. Тебе понадобятся живая вода и одолень-трава. И твоя любовь. Надеюсь, ты ещё способен на это чувство?
— Живая вода, допустим, есть. Я видел один флакон в отцовой сокровищнице, — Лис поморщился, но всё же пропустил мимо ушей шпильку. Не зачерствело его сердце, что бы там ни говорили. Ну, разве что совсем немного.
Прежде княжич был влюблён в Маржану. Он хорошо помнил, как его охватывала радость, когда мара просто смотрела на него. А уж если касалась волос или обжигала дыханием губы… такое не забывается! Лис надеялся, что увидит её вновь — и всё вернётся, но ошибся. Сейчас он сидел напротив бывшей возлюбленной и ничего не чувствовал. Как будто отрезало. Или даже вырвало с корнем. Воспоминания покрылись пылью, потускнели… Тем не менее смотреть на красавицу мару было приятно. Смуглая, сильная и гибкая, с точёными скулами и осиной талией — загляденье же! Вот только прежнее волшебство, от которого при встрече трепетало в груди, ушло. А жаль…
— Одолень-траву я принесла, — Маржана достала из поясной сумки тряпицу и положила на столик рядом с гуслями. — Успела собрать в Диви ещё до того, как их снегом замело. Будет тебе про запас. Так-то достаточно одного цветочка.
Вот тут Лис ёрничать не стал, от чистого сердца выдохнул:
— Спасибо!
Он как-то не подумал, что волшебные травы от зимы тоже могут пострадать. Одолень-трава и без того была редкой: росла только в Дивьем царстве, потому что холода не переносила.
— Мне от твоего «спасибо» ни холодно, ни жарко. Просто освободи Василису, и всё, — мара отвернулась к окну, облизала пересохшие губы раздвоенным языком… похоже, этот разговор для неё тоже был нелёгким.
— Ты говорила, ещё нужна любовь. Что это значит?
— Одолень-трава вернёт силы в её тело, перстень растопит лёд, живая вода заставит сердце биться, но, чтобы Василиса пробудилась, самый близкий человек должен позвать её из Сонного царства. Тот, кто любит её и кого она сама любит. Но в этот миг ты должен искренне, всей душой хотеть, чтобы она очнулась. Иначе ничего не получится.
— Нет проблем, — обрадовался Лис. — Серьёзно, я только об этом и мечтаю.
— Лучше поторопись, — Маржана тронула струны на золочёных гуслях, и те отозвались расстроенной какофонией, от которой у Лиса пробежал мороз по коже.
— Спешу, как могу. А что, у заклятия есть определённый срок? Сколько у меня времени?
— Тебе видней, когда там твоё сердце совсем заледенеет.
— Да что ты заладила! — княжич скрипнул зубами. — Говорю тебе: всё со мной в порядке. Я тот же Лис, которого ты знала. Только повзрослел немного и слегка разочаровался в людях.
— А люди, наоборот, тобой очарованы, — впервые за всё время их беседы мара улыбнулась. — Только и слышу, что
