весь человеческий род. – Здесь люди живут и царствуют.
– Ну, это пока, – Водяной широко ухмыльнулся и заговорщически добавил: – Ежели царевне нашей верить, этих-то первыми смоет.
Марья в ответ на такое предположение смерила царя вод под грозным взглядом, и тот поспешно добавил:
– Это ежели только мы не справимся, само собою.
Он хохотнул, скрестив на груди могучие руки, и беззубая, укутанная, несмотря на жару, в толстую шерстяную шаль старуха из толкающейся в веренице желающих попасть в град телеги, глянув на него, зло сплюнула на землю:
– Тьфу! Срамота! Хучь[16] бы прикрылся чем, детина окаянный!
– Пф, поговори мне еще, старая, – царь вод хмуро покосился на нее, и не думая ничего делать.
А следом ему прямо в лицо прилетела объемистая хламида.
– Эй, ты чего творишь?
Свирепо сдернув ту с головы, Водяной вопросительно поглядел на Ивана.
– Вот. Прикройся уже, – тот ничуть не смутился. – Чай в град стольный едем, а не в луже плескаться. Да и железку свою со лба стяни, а то уж больно много к тебе внимания лишнего.
– А ты, никак, завидуешь?
– Ну да, конечно, – царевич покачал головой. – Сплю и вижу, чтоб в одних портах[17] по весям мотаться.
Он закатил глаза и, поглядев на Марью, пояснил:
– Я собираюсь до врат прогуляться да о проходе договориться. А не то мы здесь, на дороге, еще три ночи кряду ночевать будем, не меньше.
– Да, то дело славное, а сумеешь?
– Сумею, – Иван подмигнул Ясному Соколу. – Чай я не торговец простой, а царевич. Вот только с царевичем и люди достойные должны быть. А не вот это вот.
Он кивнул в сторону Водяного.
– Точно к нам нищий какой прибился.
– Нищий, говоришь? Да я, быть может, побогаче тебя буду, человечишка!
– И все ж укройся. Да и корону, пожалуй, сними. Хватит с компании нашей одного царевича.
Исполнил Водяной его просьбу с явной неохотой, еще пуще рассвирепев после одобрительного бурчания все той же старухи. Ивана, впрочем, слова ее только развеселили. Залихватски подмигнув бабке, тут же расплывшейся от того в беззубой улыбке, он тронул коня пятками:
– Ну что, вперед? Сейчас вы узнаете, каково это – с царевичами путешествовать!
* * *
– И как ты только сумел это, шельма?
Чуть позже, когда они, как и сказал Иван, уже без препонов и очереди въезжали в высокие, в пять человеческих ростов, украшенные резными ладьями врата, Водяной воззрился на того с толикой нескрываемого расстройства.
– Что, впечатляет? – Иван лишь довольно ухмыльнулся. – Меня держитесь. А то тут толчея такая, что коль толпа нас разнесет, так седмицы две аукаться будем.
Как бы невзначай ухватив Марью за руку, Иван потянул ее вперед. Столпотворение на отнюдь не узких, мощенных серым камнем улицах было и впрямь грандиозным. Люди шли одновременно во всех направлениях, и потоки их переплетались не хуже, чем полоски сомовьей шкуры в штанах возвышающегося над головами, точно дуб, и рассекающего людские волны, словно челн, Водяного. Тут и там возникали стихийные рынки, завлекали народ зазывалы и скоморохи, шныряли мелкими рыбешками меж ног воришки. Лукоморье даже в самый что ни на есть обыденный будний свой день был куда шумнее, ярче и суматошнее иного града в разгар летней ярмарки.
И, следуя за руку с ловко пробирающимся в толпе Иваном, Марья в который уж почувствовала то, что не чувствовала так давно и только теперь в полной мере осознала, что именно. Здесь, сейчас, чувствуя под перстами тепло кожи царевича, она впервые за долгие годы ощущала себя не царевной, а простой девушкою…
Давным-давноВо дни, когда юная царевна и ее возлюбленный Чародейеще ни разу вместе Буян-островне покидали
– Идем! Идем же скорее! Ну же, поспешим!
Чародей, крепко ухватив Марью за руку, тянул ее за собой по ступеням винтовой лестницы, которой, казалось, не будет конца и края. Сюда, в не виданную доселе высокую башню, он повел ее перед самым рассветом, когда звезды уже начали тускнеть, но солнце еще не покинуло уютной гавани в глубинах Моря-Окияна, и юная царевна в который раз подивилась тому, сколь огромен старинный замок, в котором обитал в полном одиночестве ее возлюбленный.
Однажды она уже спрашивала у Чародея, как так вышло, что здесь, на небольшом, в общем-то, острове, оказалось столь величественное строение, и тогда он ответил, что когда-то Буян был больше. А замок, по слухам, возвел один из Старших. Возможно даже – сам Богатырь Вольный Ветер. А может быть, и еще кто – поселившимся в опустевшем, но все еще добротном замке доподлинно то было неведомо. Самих же их привлекла уединенность острова. В ту пору чародеев, ведающих в тайном и непознанном, было куда больше, и, дабы знания новые постичь, требовались им покой и тишина. Однако ж и те времена остались в далеком прошлом. Сам Чародей, прибыв на Буян, жил здесь с одним лишь старцем-учителем. А после его смерти остался и вовсе один, занимая одну, самую, наверное, маленькую из бесчисленного сонма светлиц, гридниц, залов и опочивален древнего замка.
– Ну же, царевна! Чего ты как… фух… сонная муха? Говорю же, поспешить нам… над… надобно…
Чародей тем временем потянул ее с новой силою.
– Да куда?! Куда ты тянешь-то меня, скажи хоть? Да и остановись, пожалуй, передохни, а то воздух хватаешь, как рыба на песке!
Девушка, звонко рассмеявшись, чуть потянула Чародея на себя, предлагая сбавить шаг, но тот упрямо мотнул головой:
– Н-нет… фух… Нам… нам спешить надо! А т… не то… не… не… успеем…
Бросив на Марью мимолетный взгляд, он вымученно улыбнулся и вновь потянул ее наверх.
– Ну, как скажешь!
Юная царевна, в отличие от запыхавшегося, тяжело топающего по ступеням человека, ступала по лестнице легко и невесомо.
– Главное, без чувств не вались…
– Не свалюсь… – ворчливый тон из-за сбитого дыхания парню удался не слишком.
– Ну-ну…
– Ой, да ты, погляжу… не веришь?
– Верю-верю, – Марья и не пыталась скрыть насмешливый тон.
– Ну все… так, – он резко встал. – А хочешь, я тебя понесу?
– А не уронишь? – Марья ехидно вытянула личико. – Вниз-то кубарем седмицы три катиться! Давай-ка я тебя лучше понесу.
Она оценивающе оглядела парня, его ошарашенное лицо и добавила:
– Ну а что? С виду ты легкий. Сколь в тебе? Пудов пять, а то и четыре! Да не переживай!
Царевна шутливо пихнула Чародея в плечо:
– Мне не сложно вов…
Договорить юная царевна не успела. Он, рыкнув зло-хохочущее «Ну все! Допрыгалась!», оказался вдруг рядом, подхватил ее и закинул на плечо. Марья взвизгнула, расхохоталась, а Чародей принялся широкими шагами подниматься по лестнице, приговаривая на громких вдохах:
– Д-дальше н-на мне… фух… поедешь! Чтоб меньше хоро…хори… лась!
Хватило его, впрочем, ненадолго. И уже через несколько витков царевна участливо склонилась над своим «лестничным скакуном», который, отчаянно кашляя, согнулся в три погибели и, опершись на колени, тяжело дышал.
– Ну, ты как, родной? Ох, не стоило тебе меня
