теперь, что это какая — то хижина, прогнившая и разваливающаяся от времени. Полки пустые, но, очевидно, когда — то использовались для хранения вещей, а на одной из стен висит древняя картина с изображением пляжа Шелл — Харбор.
Должно быть, это одна из тех старых хижин у воды, о которых Сойер рассказывал мне на забытом, уединенном краю пляжа. От этой мысли у меня сжимается желудок, потому что я знаю, насколько хорошо эти хижины спрятаны от дороги, от любого, кто мог бы нам помочь. Теперь я знаю, почему последняя в ряду выглядела немного менее изношенной, чем остальные, и почему прошлой ночью я нашла здесь Мару — она пряталась здесь и без сомнения, поддерживала связь с Калленом или его головорезами, просто ожидая момента, когда сможет передать меня ему.
— Майер! — зову я снова, но мой голос ломается. Опять нет ответа.
Мои глаза начинают слезиться, когда я сдерживаю внезапное желание заплакать. Пытаясь встать, я думаю, достаточно ли у меня сил, чтобы выломать дверь. Дерево покрылось плесенью и сгнило из — за того, что так долго находилось на ветру океана, но когда я пытаюсь встать прямо, меня тянет назад, и я бьюсь головой о стену.
Со стоном я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, что удерживает меня на месте, и быстро понимаю, что к моему запястью привязана веревка — и она продета через старую железную петлю, привинченную к стене.
Отлично.
Я снова пытаюсь позвать Майера, но прерываюсь, потому что за занавеской что — то движется. Впервые я вижу тень фигуры, присевшей на землю всего в нескольких футах от меня. Я вижу чернильно — черные волосы и широкие плечи, закутанные в темно — зеленую рубашку.
— Майер!
Он жив, хотя и не останется таким, если Каллен будет решать вопрос.
Мы должны выбраться отсюда.
Как по сигналу, входная дверь распахивается, и лунный свет заливает хижину со звуком мягких волн, разбивающихся о берег. Я вижу стройную фигуру в дверном проеме, освещенную луной, отражающейся в океане. Сейчас ночь, а это значит, что я потеряла весь день.
Посейдон, сколько транквилизатора нам дала Мара?
Длинные черные волосы Мары заплетены в небрежную косу и туго перевязаны лентой. Ее глаза обведены темными кругами, но это не умаляет свирепости ее темного взгляда.
Я втягиваю воздух, чувствую, как мое сердце бьется о ребра.
— Мара…
Обычная теплая улыбка Мары отсутствует, когда она входит. Дверь захлопывается за ней, и эхо, кажется, сотрясает всю хижину. Ее лицо ничего не выражает, ничего не выдает.
— Я надеялась, что ты еще будешь спать, — тихо говорит она. — Было бы проще.
Я тяжело сглатываю, но горло наполняют опилки.
— Для тебя или для меня?
В дальнем углу комнаты стоит старый табурет, и она садится на него, глядя не на меня, а в окно.
— Я не хотела, чтобы до этого дошло.
— Мы с тобой когда — то были как сестры… как ты могла так поступить со мной?
Она смотрит на меня.
— Когда — то я любила тебя, но никакая привязанность не заставит меня бросить своих мальчиков.
— Я… — начинаю я, но сказать особо нечего.
Она игнорирует мою слабую попытку ответить, продолжая так, будто я ничего не говорила.
— Если бы ты была матерью, ты бы поняла, в каком я положении.
— Я не могу представить, что сделала бы такой выбор, как ты.
Она игнорирует меня.
— Каллен дал мне выбор. Найти и вернуть тебя, иначе мои дети пострадают от последствий, — затем она смотрит на меня. — Будто вообще был выбор. Ты мне дорога, но не стоишь жизни моих мальчиков.
Я ожидаю, что будет больно, но это не так. Я понимаю, в какое положение она попала — положение, в которое ее поставил Каллен. И я понимаю, почему она предпочитает жизни своих детей моей. Она должна. И Каллен знал, в какое положение он ее ставит, вот почему он это сделал.
— Ты могла бы сказать мне правду, — говорю я, глядя на нее снизу вверх.
— Я пыталась, но ты меня не послушала!
— Ты не сказала мне, что контактировала с Калленом и что он угрожал жизням Элдона и Зрайруса.
— И чем бы закончился этот разговор, Ева? — спрашивает она, качая головой. — Я должна была сделать это единственным доступным мне способом — единственным способом обезопасить своих мальчиков. Я… прости, — заканчивает она шепотом.
— Мне тоже жаль, — отвечаю я и киваю ей. — И я понимаю, почему ты это делаешь, но даже если кажется, что у тебя нет вариантов… это не может быть единственным способом.
— Это единственный способ, — настаивает она и отказывается смотреть на меня. — Каллен обещал мне, что ты не пострадаешь, — добавляет она, глядя на свои нервные руки. — Он говорит, что все еще любит тебя.
— И ты ему веришь?
Затем она смотрит на меня.
— Да.
— А Майер? Обещал ли он, что ему не причинят вреда?
Она не отвечает на этот вопрос, а значит, ответ очевиден. Майер — мертвец.
— Это… уже скоро.
— Что скоро? — спрашиваю я, но мне кажется, что я знаю.
— Прибудет Каллен. Он обещал мне моих мальчиков в обмен на тебя.
Я хмурюсь.
— Значит, вы не возвращаетесь на Корсику?
Она качает головой.
— Он изгоняет всех нас, — она вздыхает, и я могу сказать, что мысль об изгнании ее детей беспокоит ее. — Это лучше, чем быть казненными, — мягко говорит она, больше себе, чем мне. — Мы начнем новую жизнь на суше, где — нибудь далеко от этого депрессивного городка.
— Тебе не нужно отдавать меня Каллену, чтобы это сработало, Мара, — говорю я. — Мы могли бы работать вместе — найти способ удержать твоих мальчиков на суше…
Мара смотрит на меня и качает головой.
— Я устала рисковать ради тебя, — заявляет она. — Я отдаю тебя Каллену, чтобы спасти Элдона и Зрайруса, вот и все.
Затем она поворачивается и уходит, хлопнув за собой дверью.
* * *
Вскоре Майер приходит в себя, его тело дергается от движения.
Я почти хочу, чтобы он спал и не присутствовал при том, что будет дальше, потому что я уверена, что Каллен убьет его. Ну, когда Каллен прибудет.
Майер начинает ерзать и стонать, поднимая голову с колен, чтобы посмотреть в темноту. Он всего лишь силуэт, но каким — то образом я все еще вижу вспышку его зеленых глаз, которые расширяются от ужаса, как только он понимает, что произошло, что привело к этому моменту.
— Майер? — шепчу я. — Ты в порядке?
Он нерешительно поворачивается, чтобы посмотреть на меня.
