Книга Когда поют деревья - Бу Уокер

Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104

по-прежнему нарушал обещания, посылая людей на смерть, теперь ко всему прочему распорядившись ввести войска в Камбоджу. Подростки возраста Аннализы пытались отстаивать то, во что верили – то есть права всех граждан Америки – по крайней мере, им так казалось. Но солдаты Национальной гвардии хладнокровно их расстреляли, точно так же, как агенты ФБР застрелили лидера «Черных пантер» Фреда Хэмптона.

Какой смысл вообще вылезать из кровати?

Несколько раз Аннализа разговаривала с Томасом по телефону. Эмма уже поправилась и была дома, в полной безопасности. Томас хотел приехать к Аннализе, но она отвечала, что еще не готова. Она знала, он нуждается в ней, однако ничем не могла помочь.

Ей до сих пор снилось по ночам, как мистер Барнс обвиняюще смотрит, бьет и осыпает ее бранью. Когда она наконец рассказала обо всем бабушке, Nonna долго ругалась по-итальянски, взывая к Богу об отмщении.

После недели пропусков школы Nonna строго поговорила с внучкой и велела возвращаться к нормальной жизни.

– Ты только и твердила, как бы поскорее окончить школу, а теперь прячешься в кусты? Нельзя валяться в кровати день-деньской.

– Почему, Nonna? Какой в этом толк?

Не успела Аннализа это сказать, как вспомнила Эмму, которая твердила то же самое. Господи, неужели и она пошла по дорожке отчаяния и безнадежности? Любовь отравляет. Разве можно винить Эмму за то, что она замкнулась в себе и выбрала легкий путь?

Когда Аннализа задала этот вопрос бабушке, та ответила:

– Господь поможет тебе в пути, но ты должна сама сделать первый шаг.

Аннализа задрала одеяло к подбородку.

– И что же за шаг?

– Ты должна встать с кровати.

Как будто это очень просто.

Аннализе понадобилось несколько дней, чтобы принять совет бабушки, однако было понятно, что Nonna права. Сколько дней Аннализа смотрела на краски, кисти и мольберт и представляла, что будет, если взять кисть в руки… Может, рисование станет решением ее проблем?

В конце концов она вылезла из кровати и встала на колени. Сложив руки, она произнесла длинную молитву, прося Бога указать ей путь. Nonna права: нельзя больше лежать в постели. Поднявшись с коленей, Аннализа обернулась к мольберту. Она не знала, что будет рисовать, но надо было с чего-то начать – а какие еще варианты? Хотя весь апрель Аннализа рисовала на улице, пока она была не готова подставлять лицо солнцу и слушать мелодию маминой музыкальной подвески.

Чувствуя, что совершает подвиг, девушка села перед чистым листом бумаги и уставилась на него. Она мечтала очутиться внутри и начать все сначала. Почувствовав желание приступить к делу, Аннализа взяла тюбики с изумрудно-зеленой и черной краской и выдавила на палитру. Взяв широкую плоскую кисть, она обмакнула щетинки в краску, стала смешивать и получила темно-зеленый оттенок цвета зависти.

Удовлетворенная цветом, Аннализа набрала побольше краски и поднесла кисть к мольберту. Она понятия не имела, что будет рисовать, но ей было все равно. Она сделала первый шаг – выбралась из постели. Теперь настало время сделать второй – нанести на бумагу краску. Не используя смывку, Аннализа нарисовала на белом листе длинную темно-зеленую полосу. Она надеялась, что теперь в ней пробудится художница, однако ничего подобного не произошло. Скорее ее старания походили на пустой расход краски – все равно что бессмысленно махать рукой на врага.

Аннализа мазнула еще и еще – она чувствовала себя кораблем с ветром в парусах, но без компаса. Вдруг на нее нахлынула такая сильная печаль, что она махнула кистью, забрызгав бумагу и ковер темной краской. Горло перехватило, словно ее душили, и она стала размахивать кистью, будто сумасшедший Джексон Поллок, осыпая брызгами комнату.

Откуда-то пришло примитивное желание заорать, и Аннализа закричала как дикий зверь, выплескивая с криком и взмахами кисти все скопившееся наружу. Только это был вовсе не прорыв в искусстве – Анализа не пыталась выразить себя путем абстракции – она просто-напросто сходила с ума.

Девушка швырнула кисть, и та полетела через комнату, будто нож, забрызгав кровать и потолок. Пылая от гнева, Аннализа схватила мольберт и швырнула его на пол. Потом смахнула со стола палитру с ядовито-зеленой краской, тюбики и банку с кистями на пол – все в одну кучу – именно такой хаос творился у нее сейчас в душе.

В комнату вбежала Nonna:

– Господи помилуй! Что тут творится?

Аннализа посмотрела на нее взглядом человека, который только что избавился от смирительной рубашки. Она не знала, что сказать, но понимала, что нашла ответ. Искусство и любовь не могут ужиться вместе – у нее больше не было в этом сомнений.

– Ты хочешь со мной порвать? – растерянно спросил Томас.

Они шли по тротуару по соседней с Аннализой улице. Это было на следующий день. Томас попытался взять Аннализу за руку, но она спрятала ладони в карманы своего красного пончо.

Они радовались весне, которая пришла на смену непогоде. Каждый маленький газон зазеленел ярко-зеленым цветом. В садах просыпались к жизни ростки. Какая-то часть Аннализы Манкузо расцветала вместе с ними, словно бутон, которому наконец пришла пора распуститься – или цветок, поднимающийся из пепла.

– Да, – сочувственно глядя на него, ответила она.

Томас пал жертвой – только не Вьетнамской войны, а войны на любовном фронте, как случалось со многими молодыми парами. А еще жертвой борьбы за искусство, потому что Аннализе пришлось принять решение. Когда ее одолевали сомнения, она сразу вспоминала Шэрон Максвелл. Шэрон добилась нынешних успехов лишь благодаря непоколебимой преданности искусству.

Преданность – вот правильное слово. Разумеется, Томас предан ей, и Аннализа предана ему во всем, кроме одного. На самом деле именно из-за этой преданности она отпускала его на свободу, чтобы жизнь любимого не пошла под откос. Пройдет несколько недель или месяцев, и он вернется к привычной жизни, и будет рад, что они расстались.

Но видеть его горе было невыносимо. А что он ожидал услышать от Аннализы, когда она наконец ему позвонит? Хочешь знать, чем я занималась? Всякой ерундой… рисовала, делала уроки… сам понимаешь. Что я думаю про ту историю с Эммой и как отношусь к тому, что твой отец на меня накричал? Какие пустяки. Волнует ли меня твоя драка с отцом? Она уже вылетела у меня из головы. Все отлично. Ты уже собрал чемодан, чтобы ехать в Портленд?

Прошло две недели с попытки самоубийства Эммы, и Аннализа как никогда была уверена в том, что любит Томаса и Эмму до такой степени, что готова поставить их благополучие на первое место. Порвать с Томасом оказалось просто мучительно, но это решение было наилучшим выбором для них троих. Аннализа постоянно напоминала себе, что, если ты кого-то любишь, ты должна его отпустить.

Кроме того, Аннализа эгоистично напоминала себе, что

Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104