выхода, и последствия этого были бы не из приятных.
Он перевязывает мне руки, а я молча наблюдаю за ним. Я чувствую себя таким чертовски опустошенным и потерянным.
— Поговори со мной, Нико, — говорит он, поднимая большую перчатку, по которой я бью правым кулаком.
Приятно во что-то врезаться. Я бью еще несколько раз, прежде чем, наконец, открываюсь.
— Как раз в тот момент, когда я думаю, что у меня что-то получается с Селиной, что-то происходит, и тогда я чувствую, что мы делаем десять шагов назад. — Вздохнув, я несильно бью кулаком левой, а затем в отчаянии вскидываю руки. — Я не знаю, как это исправить. Как двигаться дальше.
— Расскажи мне, что происходило до сих пор.
Я так и делаю.
Я рассказываю ему о том, как видел ее список, как учил ее водить, о вечере кино в моей комнате. Опускаю ту часть, где она, блядь, застукала меня в душе, я слишком смущен, чтобы потчевать его именно этой историей.
А затем я рассказываю ему о том, как несколько часов назад у нее случился приступ паники в кабинете психиатра.
— Доктор не смог до нее достучаться? — спрашивает он.
— Нет.
— Но ты это сделал.
— Ага.
— Но. Ты. Сделал, — говорит он, подчеркивая каждое слово. Я смотрю на него, и он медленно кивает мне. — Я знаю, ты хочешь, чтобы все происходило быстро, но жизнь так не устроена, малыш. Ты просто должен уделять ей столько времени, сколько ей нужно, независимо от того, сколько это займет. — Он бросает перчатку и указывает на меня пальцем. — Позволь мне задать тебе вопрос. Если бы она исчезла отсюда завтра, ты бы подождал ее еще десять лет?
— Я бы ждал всю гребаную жизнь, — признаюсь я в спешке.
— Тогда вот твой ответ. Ты можешь подождать. В тебе есть силы на это. Твой член просто пытается рассказать мозгу другую историю. Думай своей головой, — говорит он, указывая вверх. — А не своей головкой, — указывает ниже.
Я не могу удержаться от смеха над его логикой и советом.
— Спасибо, — фыркаю я.
— С ней ты добьешься своего. Я тебе это обещаю. Маленькими шажками, Нико.
— Маленькие шаги, я согласен.
Я смотрю на небо, которое начинает темнеть. Надвигается гроза. Но вдалеке на землю падает солнечный луч.
Я думаю, в любой ситуации всегда есть свет, который противостоит тьме.
Бенито прав. Даже если кажется, что у нас с Селиной нет прогресса, каждый день — это толчок вперед, к будущему, к лучшему месту для нас. Мне нужно напоминать себе об этом каждый раз, когда я думаю, что мы делаем шаг назад, или всякий раз, когда я чувствую разочарование. Мы все еще дальше, чем были накануне.
— Спасибо, Бенни, — говорю я ему, хлопая по плечу.
— В любое время, малыш. В любое время.
Глава 25
Селина
— Уделяй столько времени, сколько тебе нужно, Селина. Это всего лишь вступительный тест. Результат даст мне понимание того, с чего нам следует начать твою подготовку к экзамену на аттестат, — объясняет учитель.
Она старше, с седыми волосами и добрыми голубыми глазами. Клянусь, все до единого люди, которых нанимают Витале, милые, удивительные и терпеливые. Но, учитывая тип женщин и детей, которые остаются здесь, и ужасные вещи, через которые они прошли, я уверена, что большинству из них нужны такие люди в их жизни. Я знаю, что определенно нужны.
Я сижу за столом и смотрю на бумагу, сжимая в руке карандаш с номером два. У меня никогда не было проблем с чтением.
Я прочитала достаточно книг за свою жизнь, чтобы заполнить библиотеку. Временами книги были моим единственным спасением от реального мира, и я была счастлива, что Константин дал мне хотя бы одно утешение. Хотя отобрать у меня мои ценные книги было одним из способов, которым он мог наказать меня или манипулировать мной, заставляя делать плохие вещи для него.
Отбросив эти мысли в сторону, я сосредотачиваюсь на стоящих передо мной вопросах. Они начинаются достаточно легко, и я думаю, что они продвигаются по уровням, становясь все сложнее. На первые несколько я отвечаю быстро. Это очень простой способ определения форм и цветов.
Примерно на десять вопросов ниже идут математические вопросы. Мои глаза прищуриваются, когда я пытаюсь понять задачу. Я даже не помню, чтобы в начальной школе изучали математику, и поэтому цифры просто сбиваются вместе, пока не расплываются.
Чувствуя разочарование, я пропускаю этот вопрос и продолжаю. Но сложность вопросов продолжает расти. Горячий румянец разливается по моей груди и щекам, когда я пропускаю вопрос за вопросом. Вскоре я не могу ответить ни на один из них. Слова расплываются из-за слез, быстро наполняющих мои глаза, и я раздраженно бросаю карандаш на стол.
— Селина, с тобой все в порядке? — Спрашивает учительница.
— Я не хочу. Я не могу.
Мой голос замолкает, поскольку во рту внезапно пересыхает.
— Все в порядке. Это просто для ознакомления, чтобы у нас была отправная точка. Базовый уровень.
Сердитая слеза скатывается из уголка моего глаза и стекает по горящей щеке. Боже, я даже не могу вспомнить, когда в последний раз плакала из-за чего-то настолько глупого, как это, и от этого я чувствую себя еще хуже.
Я не могу ответить даже на простой математический вопрос или на большинство из этих вопросов. Константин украл у меня жизнь. И я никогда не ходила в школу после третьего класса, благодаря моей матери, которая только делала вид, что учит меня дома, когда я была маленькой девочкой. Они не дали мне прожить нормальное детство.
Я ненавижу их обоих.
Я ненавижу то, что они со мной сделали.
И я ненавижу того, кем я стала из-за этого.
Быстро поднимаюсь, маленькая комната наполняется скрежетом моего стула по кафельному полу. Я сжимаю тест в руках и начинаю разрывать его на мелкие кусочки. Не помню, чтобы раньше была так зла. Я столько лет была такой оцепенелой из-за наркотиков. Трудно вспомнить, на что похожи настоящие эмоции, такие как гнев, на самом деле.
Откуда-то из комнаты доносится крик. Он дикий и оглушительный. И мне требуется мгновение, чтобы осознать, что звук исходит из моего собственного рта. В глазах темнеет, а руки хватаются за угол стола, за которым я сидела. Внезапно я переворачиваю его. От этого приходит небольшое чувство удовлетворения. Но этого недостаточно.
Этого никогда не будет достаточно.
Потому что внутри меня так много подавленной обиды, что я никогда не
