В одном боксе я увидел человека, который явно находился в коме, к правой части его живота прилип какой-то кровавый студень. Я не сразу понял, что это извергнувшаяся наружу печень, не потерявшая однако связи с организмом. Печень была не только огромной, но и ноздреватой. Из нее выползали весело настроенные личинки типа В!
И этого бедолагу, по сравнению с которым Прометей был счастливцем, похоже и не думали лечить никакими там антипаразитарными препаратами. Однако в нем, судя по кислородной маске и куче капельниц, поддерживали жизнь. Но, судя по тьме тьмущей датчиков, прилепленных и воткнутых в его тело, жизнь эту поддерживали, чтобы наблюдать за ней.
От этой сцены я стух и обмяк. А тут мне для полноты программы показали бокс с еще одним пациентом. Внутри него тоже жили червяги. Так уютненько жили, что это, наверное, можно было бы и симбиозом обозвать.
Этот подопытный даже не лежал, а ходил. Ходил все время. В углу была поилка, из которой он беспрерывно пил. Ультразвуковой и прочие сканеры вели беспрерывный мониторинг его организма. Результаты сканирования интегративно выдавались на большой компьютерный экран, располагающийся уже в коридоре.
На этом экране было представлено трехмерное послойное изображение человека, а также несколько сечений. В его организме развились какие-то новые органы, вероятно из человеческих клеток, но уже обслуживающие личинок. Те вели себя довольно аккуратно, не выедали печень и мозг, но занимали и использовали примерно треть тела…
Подопытный человек был мне знаком. Коля Брундасов.
Теперь я понял, зачем нужна тележка с захватами на все конечности. Чтобы я не бросился бежать, куда глаза глядят с протяжным воем.
Поскольку я остался на своей каталке, то приметил, что есть наблюдатели и с другой стороны бокса, где проходил другой коридор. Наблюдатели относились к какой-то важной делегации. Люди в военных мундирах, кажется, или пакистанских. Они тоже интересовались червягами и Гиреев от них ничего не скрывал.
Этих представителей говенного южного режима, скорее всего, тоже устраивал естественный ход вещей, и то, как червяги «волей аллаха» расправляются с неверными.
А потом эта делегация проследовала дальше и появилась другая: сплошняком наша. Здесь был «глашатай свободы», директор всяких институтов «проблем переходного периода», парламентский деятель по фамилии Феноменский, и его друг, известный банкир Дубинский, обладающий обширными международными связями, и его как будто бы враг, леворадикальный политик Урканов.
Я оглянулся, собираясь спросить у генерального директора, не Дубинский ли выделил тот мощный кредит, который позволил подняться «Жизненной Силе» — но Гиреева поблизости уже не было. Рядом со мной находился только санитар мощного телосложения.
Ну да, Гиреев же говорил, что ему пора на совещание. А я даже забыл спросить, когда меня отсюда выпустят. Хотя ответ Гиреева можно предугадать. Он бы сказал: «А зачем вам куда-то торопится? Наша «Жизненная сила» — это островок безопасности в нынешнем таком неспокойном мире».
Кресло-каталка проехала по путепроводу в другой корпус, отчего мне несколько полегчало. Я въехал в помещение весьма приличного вида, напоминающий номер в четырехзвездочном отеле. Экспериментальное назначение номера лишь угадывалось.
Диван, бездонные кресла, журнальный столик, стереоскопический телек, абажур, занавески, кровать почти что цивильная — правда с какой-то аппаратурой у изголовья.
Санитар отошел в сторону, уселся в кресло и стал читать журнал. Освобождать от захватов он меня не собирался.
Звякнула, распахиваясь дверь, и вошла медсестра. Весьма располагающего вида дамочка в легком халате, под которым ничего кроме трусиков и лифчика. Начала она с укольчика в вену. От которого мое сердцебиение сразу унялось. Легко стало на сердце, в голове пусто. Я немножко понимаю во всякой дури. Это был не транквилизатор или не только транквилизатор. А скорее какой-то опиат, может быть морфий.
После этого захваты перестал держать мои руки-ноги. Я мог гулять по комнате. Впрочем я гулял недолго, а лег и заснул. Последнее, что я почувствовал — это умелые длинные пальцы медсестры на своем пульсе.
Во сне мне было неодиноко.
Я видел мир, не имеющий горизонта, он был похож на пену, какое-то бесконечное множество пузырей, больших и крохотных, в совершенно непонятном масштабе. Где в пузыре звезда сидит, а где букашка мелкая. И тем не менее, этот мир немного напоминал человеческие легкие, он даже трепетал и вибрировал.
Высь требовала от НАС не поклонения, а преданности. Высь требовала от нас единства и взаимомыслия, но она же требовала от нас исполнения своей отдельной судьбы — во имя всех. Даже если эта было жертвой. Высь давала судьбу как тяжелое задание. Но кристалл владычества был наградой для каждого, для всех, кто не предал. Его образ светился в голове каждого из нас. Впереди нас ждало владычество над косным веществом, над смертью. И свобода. Больше никто не будет попирать нас своими ногами.
У нас были мудрецы, толкователи речений Выси. У нас были вожди, военачальники, указывающие пути, у нас были толковые снабженцы, находящие пропитание и кров, у нас были плодоносящие жены. И среди них несравненные святые матери.
Высь ставила общую задачу, а затем она дробилась на множество частных велений, исполнение которых было беспрекословным.
Мы не мыслили, мы чувствовали, мы сопоставляли свои впечатления и ощущения с велениями Выси.
Высь давала нам волю, с помощью которой мы управляли своей жизненной силой.
Но наши впечатления могли повлиять на решения Выси.
Мы должны были, опираясь на теплую-влажную планету отправиться вдаль, но Высь еще не решила, как поступить с ее обитателями.
Они, конечно, уже потеряли для нас свою ценность, мы узнали их слишком хорошо, мы взяли от них все, что было нужно. И у многих наших было впечатление, что надо пожрать всех теплых-влажных без исключения. Это казалось не только приятным, но и правильным.
Еда — друг. Нееда — враг. Так выражал свое впечатление вождь по имени Длинный Шип.
Но у некоторых наших складывалось впечатление, что теплые-влажные до конца не познаны нами, что многие их пульсы до сих пор сокрыты. И что не надо торопиться со всепожранием. Так изрекал вождь другой партии — Дальноплаватель…
В этом сне я ощущал не только радость и энтузиазм паразита, но и чувствовал себя дрожащей добычей, конвульсирующим теплым-влажным, которого пожирает изнутри паразит.
Когда я проснулся, сердечная моя мышца трепыхалась так же как и во время экскурсии по медицинским боксам, а в груди словно образовалась тоскливая ноющая дыра.
Я находился в своем отельном номере, но меня плотно окружало трое стокилограммовых санитаров. Мне едва дали сходить на горшок и сполоснуть морду.
А затем опять приковали к каталке и через пять минут я оказался в помещении, где находился компьютерный томограф, кажется иного типа, чем тот, предыдущий.
