спрятаться у него на плече, но не дает.
Придерживает за подбородок и поворачивает к себе.
Вот теперь в глазах шторм. Но мне не страшно. Я на дне.
— Общаешься со своими?
Эти разговоры неуместны, если учесть, что внутри меня до сих находится его возбужденный член. Он кончил, но не опал. Продолжает меня хотеть.
— Нет, — отвечаю правду, а потом моргаю. Айдар кривится.
— Даже сливки не собрала, спасительница? — загоняет нож. Я выдерживаю.
— Я сделала это не для сливок. Ты прекрасно знаешь…
Уголок рта дергается. Не хочет он знать…
— То есть бабок Наума было достаточно? Так я больше дал бы. Сомневалась?
Приподнимает. Я соскальзываю с члена и опускаюсь обратно на его колени. Не помню, чтобы когда-то чувствовала себя настолько же опустошенной.
Смотрю вниз, но от возбуждения — только запах и следы на бедрах.
Айдар снимает презерватив, завязывает и отбрасывает. Слышу звук шлепка о пол. Чувствую себя чем-то похожим…
— Сделала все, как отец хотел и даже так не стала героиней…
Больнее не смог бы ударить. Кусаю губу, чтобы не задрожала. Мажу взглядом по глазам, трачу всю себя, чтобы не было слез.
— Его там могли покалечить или убить. Мне так сказали.
Не знаю, зачем оправдываюсь. Это же и так понятно. Да и судя по взгляду Айдара — скорее могилу себе рою.
Как не потерять веру вот сейчас? Наверное, я не теряю только по-глупости.
А в Айдаре никакая вера давно не живет. Он не верит ни в Аллаха, ни в добро, ни в меня.
— Хорошо, что меня не жалко. — Заполняет комнату убийственным сарказмом. — Слезай. Свободна.
Глава 16
Айлин
Перешагиваю через борт ванны и ступаю на ворсистый коврик. Пальцы тут же сами тянутся за полотенцем. Вроде бы лето, вечера по-прежнему теплые, а меня все равно знобит. Прижимаю его к груди, замираю, зачем-то выдыхая.
Не знаю, что. Причин выдыхать, на самом деле, нет.
Всё… Ужасно сложно.
Тру себя старательно и в то же время аккуратно. Бедра — особенно, а все равно задеваю оставленные Айдаром ссадины. Кривлюсь.
Знаю, что делать этого не нужно, но делаю. Потому что я такая. Мне и к нему ехать было не надо, но я же поехала…
Расслабляю пальцы, давая полотенцу спасть к ногам. Температура в ванной не изменилась. Спина, плечи, руки все еще влажные. Капли воды остывают, но дрожать я прекращаю.
Плевать.
Стираю запотелость с зеркала. Смотрю на себя… Занимаюсь откровенным мазохизмом. Сердце кровоточит, а руки тянутся.
Выставляю бедро вперед, веду по успевшим потерять насыщенность синякам. Айдар сжимал так сильно, что оставил на моем теле кучу недвусмысленных следов. Терял самообладание.
Я знаю, терял…
И если бы я хотела…
Одергиваю пальцы, но за полотенцем не наклоняюсь. Касаюсь живота, веду по ребрам, грудь обхожу, а вот шею сжимаю, как делал он, но далеко не так ощутимо. Воспоминания накатывают. Сбивают мне и сердечный ритм, и дыхание.
Еду выше, обвожу губы, которые долго еще пылали. Долго… Долго… Долго…
Так вот, если бы я хотела, я могла бы на него заявить. Могла сыграть ту, которой он меня рисует.
Но я вредить не хотела никогда. Только добра ему.
И за это он меня топчет.
Воспоминания о нашем отчаянном сексе вот уже три дня будят меня ночами и не дают спокойно проживать дни.
Я подставляю зеркальному отражению плечо. На нем — отчетливый укус. Вспоминаю ощущения, чувствую томительную пульсацию внизу живота.
Между ног с непривычки после полового акта с бывшим мужем слегка болело, но давно прошло. Остались только слишком яркие воспоминания об остроте, отчаянье, искренности и безнадежности.
Из слишком явно и остро пахнущей нашим сексом спальни мы разошлись, не разговаривая. Я — в душ. Айдар — к окну.
Мне меньше всего хотелось на него смотреть. Но под струями я продолжала что-то доказывать. Это лучше, чем плакать и осмысливать, до чего опустилась.
До чего он меня опустил.
Или я сама?
Запуталась…
Оделась в его роскошной ванной, чувствуя себя на ее фоне дешевкой. Была благодарна и себе, и Аллаху, что наклонилась за блузкой. И что мобильный с сумочкой оставила в прихожей.
Все, чего мне хотелось в моменте, это оказаться подальше. Вот только чертовы босоножки…
Их было видно наискось от двери в уборную. А вот Айдара — нет. Ни движения в комнате, ни дыхания, ни слов…
Я зачем-то подошла на цыпочках. Заглянула — сердце снова разогналось.
Он стоял на балконе. Курил. Как после нашего первого раза. Он так делает, когда что-то идет не по плану.
Презерватив убран. Кресло какого-то черта развернуто к стене. Тоже наказано, наверное…
Я понятия не имею, откуда во мне что тогда, что сейчас были и есть силы шутить.
Хотела воспользоваться шансом — в три шага к босоножкам, присела, схватила…
И вместе с порывом воздуха в комнату вернулся Айдар. А еще запах сигаретного дыма. И закрытый для меня черный-черный мир.
Он больше не жрал меня глазами. Не жалил словами. Не смотрел даже.
Произнес куда-то в мою область: «я тебя отвезу». Заставил мотать головой, как бешеную.
Я выдавила: «нет», поднялась с босоножками в руках, развернулась, чувствуя головокружение. Быстро до сумки, ее тоже схватила.
Дальше на локте опять сомкнулись пальцы. Я услышала такое долгожданное, снова раздраженное:
— Айка…
Не знаю, как смогла не крикнуть: «ненавидит тебя Айка!!! И душу твою черную ненавидит!». Просто высвободила руку. Он, как ни странно, отпустил.
Я уверена была тогда и уверена сейчас: горечь чувствую не я одна. Наказывать… Не сладко.
— Меня не нужно отвозить. Меня и трогать-то не нужно…
В ответ — усмешка в пол. Я помню, что мне хотелось замахнуться и…
Жмурюсь. Сжимаю-разжимаю кулак. Снова концентрируюсь на своем отражении.
Я очень четко помню, что оставила на мужской шее пару царапин. Теперь часто думаю — он их заметил? Тоже разглядывает? Ненавидит меня еще и за них или…
Быстро наклоняюсь за полотенцем и с яростью трусь. До красноты. До стертых с кожи прикосновений, которым уже три дня, Аллах… Три дня, а я по-прежнему стираю…
Я не позволила себя подвозить. Это превратилось бы в новую каторгу. Чтобы что? Дать ему словесно поглумиться? Повыспрашивать? Нормализовать вот такое отношение? Остановиться на трассе и трахнуть ещё разочек?
Я же знаю — ему было мало. Я же знаю, захочет снова…
Спросила только, насколько он приехал в город.
Вроде бы ко всему готовилась, а в итоге оглушило сухим: без сроков.
На моем
